Ну, а я потихоньку обгонял и обгонял, пока не подпорхнул к самому носу этого огненного чудища. Теперь уже и капитана вытащили из постели, и он стоял на передней палубе, освещенный багровым заревом, рядом со своим помощником, без сюртука, в ночных туфлях, волосы торчат во все стороны, как воронье гнездо, подтяжки с одного боку свисают. Вид у него и у помощника был порядком расстроенный. Пролетая мимо них, я просто не в силах был удержаться, показал им нос и крикнул:
– Счастливо оставаться! Прикажете передать привет вашим родственникам?
Это была ошибка, Питере! Я не раз потом пожалел о своих словах. Да, это была ошибка! Понимаете, капитан уже готов был сдаться, но такой насмешки он стерпеть не мог. Он повернулся к помощнику и спрашивает:
– Хватит у нас серы на весь рейс?
– Да, сэр.
– Это точно?
– Да, сэр. Хватит с избытком.
– Сколько у нас тут груза для Сатаны?
– Миллион восемьсот тысяч миллиардов казарков.
– Прекрасно, тогда пусть его квартиранты померзнут до прибытия следующей кометы. Облегчить судно! Живо, живо, ребята! Весь груз за борт! Питере, посмотрите мне в глаза и не пугайтесь. На небесах я выяснил, что каждый казарк – это сто шестьдесят девять таких миров, как наш. Вот какой груз они вывалили за борт. При падении он смел начисто кучу звезд, точно это были свечки и их задули. Что касается гонок, то на этом все кончилось. Освободившись от балласта, комета пронеслась мимо меня так, словно я стоял на якоре. С кормы капитан показал мне нос и прокричал:
– Счастливо оставаться! Теперь, может быть, вы пожелаете передать привет вашим близким в Вечных Тропиках?
Потом он натянул на плечо болтавшийся конец подтяжек и пошел прочь, а через каких–нибудь три четверти часа комета уже опять лишь мелькала вдали слабым огоньком. Да, Питере, я совершил ошибку – дернуло же меня такое сказать! Я, наверно, никогда не перестану жалеть об этом. Я выиграл бы гонки у небесного нахала, если бы только придержал язык.
Но я несколько отвлекся; возвращаюсь к своему рассказу. Теперь вы можете себе представить мою скорость. И вот после тридцати лет такого путешествия, повторяю, я забеспокоился. Не скажу, что я не получал удовольствия, – нет, я повидал много нового, интересного; а все–таки одному как–то, понимаете, скучно. И хотелось уж где–нибудь ошвартоваться. Ведь не затем же я пустился в путь, чтобы вечно странствовать! Вначале я был даже рад, что дело затягивается. – я ведь полагал, что меня ждет довольно жаркое местечко, но в конце концов мне стало казаться, что лучше пойти ко всем… словом, куда угодно., чем томиться неизвестностью.
И вот, как–то ночью… Там постоянно была ночь, разве что когда я летел мимо какой–нибудь звезды, которая ослепительно сияла на всю вселенную, – уж тут–то, конечно, бывало светло, но через минуту или две я поневоле оставлял ее позади и снова погружался во мрак на целую неделю. Звезды находятся вовсе не так близко друг от друга, как нам это кажется… О чем бишь я?… Ах да… Лечу я однажды ночью и вдруг вижу впереди на горизонте длиннейшую цепь мигающих огней. Чем ближе, тем они разрастались больше и вскоре стали похожи на гигантские печи.
– Прибыл, наконец, ей–богу! – говорю я себе. – И, как следовало ожидать, отнюдь не в рай!
И лишился чувств. Не знаю, сколько времени длился мой обморок, – наверно, долго, потому что, когда я очнулся, тьма рассеялась, светило солнышко и воздух был теплый и ароматный до невозможности. А местность передо мной расстилалась прямо–таки удивительной красоты. То, что я принял за печи, оказалось воротами из сверкающих драгоценных камней высотой во много миль; они были вделаны в степу из чистого золота, которой не было ни конца, ни края, ни в правую, ни в левую сторону. К одним из ворот я и понесся как угорелый. Тут только я заметил, что в небе черно от миллионов людей, стремившихся туда же. С каким гулом они мчались по воздуху! И вся небесная твердь кишела людьми, точно муравьями; я думаю, их там было несколько миллиардов.
Я опустился, и толпа повлекла меня к воротам. Когда подошла моя очередь, главный клерк обратился ко мне весьма деловым тоном:
– Ну, быстро! Вы откуда?
– Из Сан–Франциско.
– Сан–Фран…? Как, как?
– Сан–Франциско.
Он с недоуменным видом почесал в затылке, потом говорит:
– Это что, планета?
Надо же такое придумать, Питерс, ей–богу!
– Планета? – говорю я. – Нет, это город. Более того, это величайший, прекраснейший…
– Хватит! – прерывает он. – Здесь не место для разговоров. Городами мы не занимаемся. Откуда вы вообще?
– Ах, прошу прощения, – говорю я. – Запишите: из Калифорнии.