Выбрать главу

Юноша опять застонал и, рыдая, воскликнул:

– О боже, боже! Дни Альфреда Пэрриша сочтены.

Тут с секретарем произошла новая перемена.

Прилив самого горячего сострадания, досады, растерянности неожиданно сменился полным спокойствием, и он спросил тем безразличным тоном, каким заговаривают о погоде, когда говорить уже не о чем:

– Это ваше имя?

Обливаясь слезами, юноша выдавил из себя "да".

– А откуда вы?

– Из Бриджпорта.

Секретарь покачал головой, еще раз покачал головой и что–то пробормотал. Затем спустя минуту спросил:

– И родились там?

– Нет, в Нью–Хейвене.

– А! – секретарь взглянул на озадаченного майора, который с бессмысленным выражением лица напряженно прислушивался к разговору, и как бы вскользь заметил:

– Если солдаты хотят промочить горло, здесь есть водка.

Майор вскочил, налил солдатам по стакану, и те приняли их с благодарностью.

Допрос продолжался.

– Сколько вы прожили в Нью–Хейвене?

– До четырнадцати лет. А два года назад вернулся туда, чтобы поступить в Йельский университет.

– На какой улице вы жили?

– На Паркер–стрит.

Майор, в глазах которого забрезжила смутная догадка, вопросительно взглянул на секретаря. Секретарь кивнул, и майор опять налил солдатам водки.

– Номер дома?

– Номера не было.

Юноша выпрямился и устремил на секретаря жалобный взгляд, который, казалось, говорил: "К чему терзать меня всей этой ерундой? Я и так уже достаточно несчастен!"

Секретарь продолжал, как будто ничего не замечая:

– Опишите дом.

– Кирпичный... два этажа.

– Выходит прямо на тротуар?

– Нет, перед домом палисадник.

– Ограда железная?

– Деревянная.

Майор еще раз налил водки, на сей раз не дожидаясь указаний, налил до самых краев. Лицо его просветлело и оживилось.

– Что вы видите, когда входите в дом?

– Узенькую прихожую. В конце – дверь. Справа еще одна дверь.

– Что еще?

– Вешалка для шляп.

– Комната направо?

– Гостиная.

– Есть ковер?

– Да.

– Какой?

– Старинный уилтоновский.

– С рисунком?

– Да. Соколиная охота на лошадях.

Майор покосился на часы. Оставалось всего шесть минут! Он сделал "налево кругом", повернулся к кувшину с водкой и, наполняя стаканы, бросил вопросительный взгляд сперва на секретаря, потом на часы. Секретарь кивнул. Майор на мгновение загородил часы своим телом и перевел стрелки на полчаса назад. Затем снова поднес солдатам – двойную порцию.

– Комната за прихожей и вешалкой?

– Столовая.

– Есть печка?

– Камин.

– Дом принадлежал вашим родителям?

– Да.

– Принадлежит им и сейчас?

– Нет, продан накануне переезда в Бриджпорт.

Секретарь помолчал и затем спросил:

– У вас было какое–нибудь прозвище в детстве?

Бледные щеки юноши медленно окрасились румянцем, и он потупил взгляд. Минуты две он, казалось, боролся с собой, потом жалобно проговорил:

– Ребята дразнили меня "мисс Нэнси".

Секретарь задумался, потом изобрел следующий вопрос:

– В столовой были какие–нибудь украшения?

– Да... Э–э... Нет.

– Нет? Никаких украшений?

– Никаких.

– А, чтоб вас! Вам не кажется, что это странно? Подумайте!

Юноша добросовестно задумался; секретарь, волнуясь, ждал. Наконец бедняга поднял на него унылый взор и отрицательно покачал головой.

– Думайте!.. Думайте же! – вскричал майор в неописуемом волнении и вновь наполнил стаканы.

– Как же так, – сказал секретарь, – даже картины не было?

– О, разумеется! Но ведь вы сказали "украшение".

– Уф! А что говорил ваш отец об этой картине?

Вновь лицо юноши залил румянец. Он молчал.

– Говорите же, – сказал секретарь.

– Говорите! – вскричал майор и дрожащей рукой пролил больше водки на пол, чем налил в стаканы.

– Я... я не могу повторить его слова, – запинаясь, произнес юноша.

– Скорее! Скорее! – воскликнул секретарь. – Ну же... не теряйте времени! Родина и свобода – или Сибирь и смерть, вот что зависит от вашего ответа!

– О, сжальтесь! Ведь он священник, и...

– Пустое! Выкладывайте поскорей, не то...

– Он говорил, что такой распродьявольской мазни и в страшном сне не увидишь.

– Спасен! – вскричал секретарь, хватая свой гвоздик и паспортный бланк. – Я удостоверяю вашу личность. Я жил в этом доме и сам написал эту картину!

– Ты спасен, мой бедный мальчик! Приди же в мои объятия! – воскликнул майор. – И будем до конца своих дней благодарны богу за то, что он создал этого художника, если только это дело Его рук!