Юноша опять застонал и, рыдая, воскликнул:
– О боже, боже! Дни Альфреда Пэрриша сочтены.
Тут с секретарем произошла новая перемена.
Прилив самого горячего сострадания, досады, растерянности неожиданно сменился полным спокойствием, и он спросил тем безразличным тоном, каким заговаривают о погоде, когда говорить уже не о чем:
– Это ваше имя?
Обливаясь слезами, юноша выдавил из себя "да".
– А откуда вы?
– Из Бриджпорта.
Секретарь покачал головой, еще раз покачал головой и что–то пробормотал. Затем спустя минуту спросил:
– И родились там?
– Нет, в Нью–Хейвене.
– А! – секретарь взглянул на озадаченного майора, который с бессмысленным выражением лица напряженно прислушивался к разговору, и как бы вскользь заметил:
– Если солдаты хотят промочить горло, здесь есть водка.
Майор вскочил, налил солдатам по стакану, и те приняли их с благодарностью.
Допрос продолжался.
– Сколько вы прожили в Нью–Хейвене?
– До четырнадцати лет. А два года назад вернулся туда, чтобы поступить в Йельский университет.
– На какой улице вы жили?
– На Паркер–стрит.
Майор, в глазах которого забрезжила смутная догадка, вопросительно взглянул на секретаря. Секретарь кивнул, и майор опять налил солдатам водки.
– Номер дома?
– Номера не было.
Юноша выпрямился и устремил на секретаря жалобный взгляд, который, казалось, говорил: "К чему терзать меня всей этой ерундой? Я и так уже достаточно несчастен!"
Секретарь продолжал, как будто ничего не замечая:
– Опишите дом.
– Кирпичный... два этажа.
– Выходит прямо на тротуар?
– Нет, перед домом палисадник.
– Ограда железная?
– Деревянная.
Майор еще раз налил водки, на сей раз не дожидаясь указаний, налил до самых краев. Лицо его просветлело и оживилось.
– Что вы видите, когда входите в дом?
– Узенькую прихожую. В конце – дверь. Справа еще одна дверь.
– Что еще?
– Вешалка для шляп.
– Комната направо?
– Гостиная.
– Есть ковер?
– Да.
– Какой?
– Старинный уилтоновский.
– С рисунком?
– Да. Соколиная охота на лошадях.
Майор покосился на часы. Оставалось всего шесть минут! Он сделал "налево кругом", повернулся к кувшину с водкой и, наполняя стаканы, бросил вопросительный взгляд сперва на секретаря, потом на часы. Секретарь кивнул. Майор на мгновение загородил часы своим телом и перевел стрелки на полчаса назад. Затем снова поднес солдатам – двойную порцию.
– Комната за прихожей и вешалкой?
– Столовая.
– Есть печка?
– Камин.
– Дом принадлежал вашим родителям?
– Да.
– Принадлежит им и сейчас?
– Нет, продан накануне переезда в Бриджпорт.
Секретарь помолчал и затем спросил:
– У вас было какое–нибудь прозвище в детстве?
Бледные щеки юноши медленно окрасились румянцем, и он потупил взгляд. Минуты две он, казалось, боролся с собой, потом жалобно проговорил:
– Ребята дразнили меня "мисс Нэнси".
Секретарь задумался, потом изобрел следующий вопрос:
– В столовой были какие–нибудь украшения?
– Да... Э–э... Нет.
– Нет? Никаких украшений?
– Никаких.
– А, чтоб вас! Вам не кажется, что это странно? Подумайте!
Юноша добросовестно задумался; секретарь, волнуясь, ждал. Наконец бедняга поднял на него унылый взор и отрицательно покачал головой.
– Думайте!.. Думайте же! – вскричал майор в неописуемом волнении и вновь наполнил стаканы.
– Как же так, – сказал секретарь, – даже картины не было?
– О, разумеется! Но ведь вы сказали "украшение".
– Уф! А что говорил ваш отец об этой картине?
Вновь лицо юноши залил румянец. Он молчал.
– Говорите же, – сказал секретарь.
– Говорите! – вскричал майор и дрожащей рукой пролил больше водки на пол, чем налил в стаканы.
– Я... я не могу повторить его слова, – запинаясь, произнес юноша.
– Скорее! Скорее! – воскликнул секретарь. – Ну же... не теряйте времени! Родина и свобода – или Сибирь и смерть, вот что зависит от вашего ответа!
– О, сжальтесь! Ведь он священник, и...
– Пустое! Выкладывайте поскорей, не то...
– Он говорил, что такой распродьявольской мазни и в страшном сне не увидишь.
– Спасен! – вскричал секретарь, хватая свой гвоздик и паспортный бланк. – Я удостоверяю вашу личность. Я жил в этом доме и сам написал эту картину!
– Ты спасен, мой бедный мальчик! Приди же в мои объятия! – воскликнул майор. – И будем до конца своих дней благодарны богу за то, что он создал этого художника, если только это дело Его рук!