Целый день в ушах у Фостеров звучала музыка этих вдохновляющих слов.
Сразу же после свадьбы Элек крепко взяла в руки семейную казну, и Салли лишь в редких случаях выпадала радость – растранжирить десять центов на что–нибудь, помимо насущных нужд.
"Тридцать тысяч долларов!" Музыка звучала все громче и громче. Огромная сумма, невообразимая сумма!
Целый день Элек была поглощена мыслями о том, как пустить в оборот их капитал, а Салли – как его истратить.
В тот вечер они не читали романов. Девочки рано ушли к себе, потому что родители были молчаливы, казались чем–то озабоченными и странно равнодушными. Поцелуи на сон грядущий можно было с тем же успехом адресовать пустому пространству – столь холодно они были приняты. Родители даже не почувствовали дочерних поцелуев и только через час заметили, что дети ушли. Зато в течение этого часа отчаянно работали два карандаша: делались пометки, строились планы. Наконец Салли первым нарушил тишину.
– Это будет здорово! – радостно воскликнул он. – Первую тысячу долларов мы истратим на лошадь и коляску для лета, а для зимы купим сани с меховой полостью.
Элек ответила решительно и спокойно:
– Из основного капитала? Ни в коем случае. Даже если бы он составлял миллион.
Салли был глубоко разочарован. Лицо его омрачилось.
– О Элек! – произнес он с укором. – Мы так много работали и вечно отказывали себе во всем. И теперь, когда мы разбогатели... право же... – он замолк на полуслове, увидев, как смягчился взгляд его жены. Покорность мужа растрогала Элек, и она сказала, ласково убеждая:
– Мы не должны трогать основной капитал, мой дорогой. Это же будет неразумно. Только доходы с него...
– Верно, Элек, ты права! Какая ты милая и добрая! Ведь мы получим немалый доход и если сможем его истратить...
– Да, но не весь доход, дорогой мой, не весь, а только часть. Ну, скажем, значительную часть. Что касается капитала, то каждый цент его необходимо сразу пустить в оборот. Ты же понимаешь, как это разумно?
– Н–н–ну да... О да, конечно! Но ведь ждать придется так долго, целых шесть месяцев до получения первых процентов.
– Да, быть может и дольше.
– Дольше, Элек? Почему? Разве проценты выплачиваются не раз в полгода?
– По таким вкладам – да, но я собираюсь вложить деньги иначе.
– Как же именно?
– С расчетом на большую прибыль.
– С большой прибылью? Отлично! Не томи, Элек, расскажи – что это?
– Уголь. Новые шахты! Кеннельский уголь. Я хочу вложить десять тысяч. В числе первых пайщиков – привилегированные акции – на тех же основаниях, что и учредители. Когда дело пойдет, мы получим по три акции за одну.
– Черт побери! Заманчиво! А в какой цене будут акции? И когда это будет?
– Примерно через год. Платить будут десять процентов с вложенного капитала каждые полгода, акции составят тридцать тысяч долларов. Я уже все разузнала. Условия опубликованы в газете, в Цинциннати.
– Бог ты мой! Тридцать тысяч вместо десяти – уже через год! Так давай вложим весь наш капитал и выжмем из него девяносто тысяч! Я немедленно пошлю письмо и подпишусь. Завтра, наверное, будет поздно.
Он кинулся к конторке, но Элек остановила его и снова велела сесть в кресло.
– Не теряй голову! – сказала она. – Мы не можем подписываться, пока не получили денег. Как ты не понимаешь!
Салли на несколько градусов охладил свой пыл, но все же не совсем успокоился.
– Но, Элек, ты же знаешь, что деньги у нас будут, и к тому же скоро. Тилбери, возможно, уже отмаялся. Сто шансов из ста возможных, что он в эту самую минуту выбирает себе лопату по руке – подбрасывать серу в костер. Так вот, я считаю...
Элек содрогнулась.
– Салли! Как можно! Не говори так, это непристойно!
– Ну, ладно, пусть выбирает нимб, если тебе угодно. Меня совершенно не интересует его экипировка. Просто к слову пришлось. Уж и сказать ничего нельзя.
– Но зачем же говорить такие ужасные вещи? А если бы про тебя так сказали? И ты бы еще не успел остыть...
– Ну, это маловероятно. Я же не собираюсь оставлять кому–то деньги только для того, чтобы принести вред. Бог с ним, с Тилбери. Давай лучше поговорим о мирских делах. Я все же думаю, что в эти шахты стоит вложить все тридцать тысяч капитала. У тебя есть возражения?
– Нельзя ставить на карту все. Вот мои возражения.
– Ну ладно, будь по–твоему. А что же ты думаешь делать с остальными двадцатью тысячами?
– Не к чему спешить. Прежде чем что–нибудь предпринять, я сперва хорошенько осмотрюсь.
– Ну что ж, если уж ты так решила, – со вздохом промолвил Салли. На минуту он глубоко задумался, потом заметил: – Значит, через год вложенные десять тысяч принесут нам двадцать тысяч дохода? Но уж эту сумму можно будет истратить, правда?