— Но ведь для этого надо взбираться на скалы — сказал я, — а ваш закон запрещает даже помышлять об этом!
— А что, если они нападут первыми? — проговорил он громким шепотом и добавил: — Не станем же мы дожидаться, пока они обрушатся на нас…
Только на третий день к полудню, пройдя по голому, выжженному солнцем, утесистому известковому кряжу, мы добрались наконец до ущелья. Оно внезапно открылось перед нами. До нас донесся рев водопада, и мы увидали, что стоим на краю огромной отвесной скалы; с одной стороны простиралась широкая долина овальной формы, на дне которой змеилась река, с другой — глубокая пропасть, в которую низвергался водопад, исчезая в облаке брызг и водяной пыли. Бурный пенистый поток стремительно несся по направлению к нашему селенью и, казалось, заполнял все ущелье. Мы знали, что по склону горы и по дну ущелья вилась тропинка, соединяющая наше селение с селеньем горного племени, но, глядя сверху, трудно было себе представить, что можно пробраться по этим стремнинам. Меня очень удивило, что, покружив два с половиной дня по горному массиву, мы очутились всего в нескольких милях от выхода из нашего селения. Оглушавший нас шум водопада доносился до верхних хижин нашего селения, отдаваясь эхом в горах и медленно замирая в густых зарослях, среди скал.
Мне еще не приходилось на острове Рэмполь видеть такой величественной и прекрасной картины; встававшие со дна ущелья скалы были так высоки, что даже огромные деревья, росшие внизу, казались крохотными кустиками. Простиравшаяся направо долина была значительно шире и ровнее, чем та часть ущелья, где мы жили, и зеленела густыми лесами. По отлогим склонам тянулись тучные луга. Над ними нависал гигантский розоватый гребень — каменная стена, ограждавшая этот счастливый уголок от вторжения мегатериев. А высоко вверху вонзалась в небо огромная скала той же самой прозрачной горной породы, как и утесы на морском берегу, — она сверкала и переливалась красками в лучах полуденного солнца. Перед лицом этого величия мы чувствовали себя ничтожными букашками.
— А-а, — произнес Чит тоном глубокого удовлетворения и удобно уселся на выступе скалы.
Мы с мальчишкой последовали его примеру. Видневшиеся далеко внизу хижины селенья казались какими-то жалкими грибами, разбросанными на поляне, — так величава была окружающая панорама.
Несколько минут мы сидели в молчании. Жилища племени, обитавшего в верховьях реки, до странности напоминали наши хижины: та же форма крыши, такие же огороженные дворики, так же беспорядочно разбросаны лачужки.
Мы слишком далеко находились от селения и не могли видеть его жителей, но, без сомнения, это были такие же уродливые желтокожие нечистоплотные существа, обезображенные такой же татуировкой, как и представители нашего племени. Даже в мирное время оба племени почти не общались друг с другом. Обмен товарами производился следующим образом: на «священных» каменных плитах, неподалеку от большого водопада, раскладывались товары. Мы сбывали свежую и сушеную рыбу, огромные перламутровые раковины, кожу и зубы акулы, а они, в свою очередь, продавали нам жевательный орех, на который у них была монополия, горшки, комья горшечной глины, куски твердого дерева и сушеные плоды. Иногда мы перекрикивались с ними и обменивались приветствиями. По-видимому, они довольно хорошо понимали наш язык, так же как и мы их наречие. Мне даже говорили, что, несмотря на строгое табу, молодежь обоих племен иногда предавалась грубым любовным утехам, причем все это происходило наспех, среди камней и в кустах, возле водопада, у самой стремнины; толковали о том, что младшие жены наших мужчин что-то уж больно охотно носят к водопадам товары своих владык; этим даже поддразнивали их, Иной раз этих женщин умыкали, что вызывало большие волнения.
К тому же племена постоянно ссорились из-за обмена товаров. Мы, жители ущелья, считали, что нам дают слишком мало твердого дерева за нашу рыбу. Наши плешивые мудрецы вечно ворчали, что мы отдаем всю рыбу, какая есть в море, и получаем взамен лишь несколько горшков и кусков глины. Они уговаривали наших мужчин подняться выше водопадов, к месторождениям горшечной глины, чтобы самим ее накопать и вдоволь нарубить себе там деревьев. А племя, живущее у истоков реки, желало иметь свои челны на озере ниже водопадов, ходить в море и ловить рыбу. Они были убеждены, что если вырубить лес, деревья больше не вырастут. Они жаловались, что мы забираем; их орехи, дерево и глину за бесценок. Обо всем этом дикари постоянно перекрикивались под свист и рев водопада. Эти распри служили постоянной темой для послеобеденных бесед за круглым столом.
В таких случаях военачальник Ардам ударял кулаком по столу и говорил:
— Заберите у них!
— Когда я был еще маленьким глупым мальчишкой, мы пробовали у них отнимать, — отвечал Чит после некоторого раздумья. — Много было убитых, и богиня щедро расточала свои дары. А девушки наши стали шумными и распутными… А потом все пошло по-старому.
— Верно, вы плохо их колотили, — отвечал Ардам. — Да и я тогда был еще мальчишкой.
— В цивилизованном мире, из которого я пришел… — начал я.
Самый уродливый из трех старцев даже застонал при этих словах. Я покинул Англию в безмятежные дни, еще до великой войны, и поэтому мне можно простить, что я изобразил Европу как страну, где царит прочный мир, поддерживаемый добровольными договорами и разумными соглашениями. Я рассказал им о торговых договорах, об арбитраже и о том, что мы в крайнем случае обращаемся к Гаагскому трибуналу или созываем конференции европейских стран по тому или другому вопросу. Я сообщил им, что существует Согласие европейских держав, которое в скором времени станет Согласием стран всего мира.
— Всего вашего мира, — скептически заметил Чит.
— Великого мира.
— Мира, которого нет.
— Нет, он существует, — возразил я. — О, если бы вы знали, ценой каких ужасных, длительных кровопролитий пришла Европа к миру, — вы бы поняли, что значит единение! И вы бы прекратили нелепую вражду с братьями, что живут вверху, у водопада.
— Нечего сказать, братья! — с неимоверным отвращением протянул Ардам.
— Вы могли бы выбраться из этой тесной темной тюрьмы на солнечный свет и увидеть обширные луга, что там, наверху! Подумайте только, вы могли бы уничтожить мегатериев дротиками, копьями и западнями?
— Как бы они нас не уничтожили, — прошамкал слюнявый старик и стал забавляться косточками человеческого запястья, раскладывая их перед собой на столе.
— Вы могли бы подтащить смрадные туши чудовищ к обрыву и сбросить их в море, а потом принялись бы пахать землю, собирать урожаи и строить…
— Много ты напашешь, если притронешься к мегатерию! — бросил плешивый старик с татуированными щеками.
— Там выросли бы огромные леса, чудесные плоды и красивые цветы. Всем хватило бы! Для всех достало бы счастья!
— Клянусь берцовой костью богини! — воскликнул Ардам. — Мне надоел этот Священный Безумец, пусть он обедает отдельно от нас!
— Дайте ему говорить, — вступился Чит. — Ведь он предсказывает нам будущее.
— Ты бы лучше воздал «укоризну» этому предсказателю! — прохрипел самый безобразный из старцев. — Тогда все его предсказания разом сбудутся, а мы отлично попируем без его проповеди.
— Да какой смысл в его болтовне? — спросил Ардам.
— Это предсказание войны, — ответил Чит.