— Вот осел!
— Капелька сочувствия, — обиженно отозвался Фредди, — была бы весьма кстати. Нам довольно плохо… Какой-то неизвестный воткнул молотилку в старую мою черепушку, а язык подменил обрывком наждачной бумаги. Все вокруг такое темно-желтое, такое зыбкое…
— Нечего было напиваться вчера вечером.
— Да ведь у Мартина день рождения! — запротестовал Фредди.
— Будь я ослом вроде Мартина, — изрек Дэрек, — не стал бы особо рекламировать факт своего рождения. Нет! Помалкивал бы, скрывал…
Он положил себе щедрую порцию рыбы. Фредди с отвращением, но и с легкой завистью наблюдал за ним. Когда тот начал есть, зрелище стало совсем уж непереносимым для страдальца, и он отошел к окну.
— До чего ж гнусный денек!
День и вправду стоял премерзкий. Январь, этот сумрачный месяц, обошелся с Лондоном с обычной своей суровостью. Рано утром с реки накатила волна тумана, и он все густел, превращаясь из жемчужно-белого в грязно-коричневый, цепляясь клочьями за оконные рамы, оставляя на стеклах темные влажные подтеки.
— Да, мерзостный, — согласился и Дэрек.
— Поезд твоей матери опоздает.
— Верно. И досадно. Встречать поезда и так достаточно хлопотно, а тут еще болтайся на сквозняке битый час.
— Я думаю, — продолжал, следуя течению мыслей, Фредди, — наша старушка здорово разозлится, если путешествие затянется. — Еле волоча ноги, он вернулся к камину и раздумчиво потерся плечами о каминную полку. — Как я понимаю, ты написал ей про Джилл?
— Конечно. Потому она и приезжает. Кстати, а ты купил билеты в театр?
— Да. Три места вместе, и одно где-то позади. Если тебе все равно, старик, позади сяду я.
Дэрек, который покончил с рыбой и теперь терзал друга тостом с джемом, рассмеялся.
— Нет, какой трус! Просто заяц? Почему ты так боишься моей матери?
Фредди взглянул на него, словно робкий молодой сквайр на святого Георгия перед битвой с драконом. Как многие добряки, он возводил своих друзей в герои. В былые дни, когда он прислуживал Дэреку как старшему ученику в Винчестере,[1] тот был для него самым замечательным человеком в мире, и мнение это он сохранил. Последующие события даже укрепили его. После окончания школы Дэрек совершил такие поразительнейшие подвиги. Блестяще учился в Оксфорде, а сейчас сидит в Палате Общин, и лидеры его партии уже смотрят на него как на политика, за карьерой которого стоит следить. Хорошо играет в поло, отменно стреляет.
Но из всех талантов и качеств одно вызывало у Фредди восхищение совсем уж безмерное — его поистине львиное мужество. Ярким примером служило его поведение в нынешней ситуации.
Вот сидит, безмятежно поглощая тосты с джемом, а между тем поезд, везущий леди Андерхилл, уже на всех парах мчится из Дувра в Лондон. Ведь это, считай, все равно, что беззаботно играть в кегли, когда на горизонте уже забелели паруса Испанской Армады.
— Да, мне бы твое хладнокровие, — трепетно выговорил Фредди. — Как терзался бы я на твоем месте, если бы мне предстояло встретиться с матерью после того, как я объявил ей о помолвке с девушкой, которую она и в глаза не видела! Уж и не представляю… Лучше с раненым тигром схлестнуться!
— Идиот, — безмятежно проговорил Дэрек.
— Не думай, — гнул свое Фредди, — я не хочу умалить хоть капельку достоинств твоей матушки, если ты меня понимаешь, но факт есть факт — старушку я боюсь до посинения. И всегда боялся, с того самого раза, когда я приехал к тебе погостить. До сих пор вижу ее взгляд в то утро, когда я по чистой случайности угодил яблоком в окно ее спальни, хотя метил в кошку этажом ниже. Матушка твоя находилась от меня футах в тридцати, не меньше, но, чтоб мне треснуть, взгляд ее меня пронзил!
— Нажми-ка звонок, старина, ладно? Я хочу еще тостов. Фредди с восхищением выполнил эту просьбу.
— Осужденный позавтракал с аппетитом, — пробормотал он. — Баркер, принесите еще тостов, — попросил он, когда достойный слуга возник в дверях. — Герой! Да, сущий герой!
Дэрек откинулся на стуле, запрокинувшись на задние ножки.
— Маме Джилл наверняка понравится, когда она ее увидит.
— Вот именно, когда увидит! Вот оно, слабое место, юный мой друг! Она же никогда ее не видела! В том-то и беда. Месяц назад она знать не знала ни о каких Джилл. Тебе известно и мне известно, что Джилл — прекраснейшая, симпатичнейшая девушка. По-нашему, в добром старом духе, — лучше некуда! Но, черт возьми, мы-то с Джилл росли вместе. Я играл с ней в пятнашки на лугу, то-се… Раз, помню, тогда ей было двенадцать, навела на меня садовый шланг и сшибла с моего лучшего костюма процентов 75 его рыночной стоимости. Подобные происшествия формируют дружеские узы. Я всегда знал, она — самый высший сорт. Но твоей матери еще предстоит это открыть. Очень жаль, честное слово, что у Джилл нет ни отца, ни матери, ни, скажем, бабушки. Некому ее поддержать. Объединились бы в такую шайку. Хорошая штука! Но у нее только и есть этот старый дядя. Большой, кстати, чудак. Видел его?