— Ты хочешь спросить, что я в ней нашел. Ни-че-го, мой мальчик. Я пошел на это ради тебя. А ты — сбежал из дома. Зачем я принес жертву, а? Бежал. В Америку.
— Она меня просто выжила. Значит, ты пожертвовал собой, без вздоха, без стона?
— Да. Теперь твоя очередь.
— Ну, пап!
— При чем тут «ну, пап»?
— Если ты хочешь женить меня на Мэвис…
— Я сказал о ней хоть слово?
— Нет, но у тебя глазки блестели, когда ты нас знакомил.
— И зря. Она выходит за Карпентера.
— Они помолвлены?
— Еще нет, но Гермиона не отступит. Хотя, если ты приналяжешь…
— Спасибо, обойдусь.
— Ладно, она какая-то странная. Знает только два слова: «Да, тетечка».
— Я слышал и «Нет, тетечка».
— Неужели? Все равно, о-ней не поболтаешь.
— Равно как и с Мячом. Они очень подходят друг другу.
— Духовное родство?
— Оно самое.
— Ты прав. Странный, однако, этот Мяч. Казалось бы, очень щедрый, но есть в нем и прижимистость. Заговорили мы про зонтичный клуб, он обещал любую сумму, сколько я захочу. Так, да? А назавтра вылез мрачный, молчит… — Тут маркиз заметил, что сын куда-то смотрит. — Ты меня слушаешь? Сам вижу, нет. В чем дело?
— Прости, пап. Там девушка прошла. Наверное, к морю.
— Какая такая девушка?
— Американская. Портье мне сказал, ее фамилия Трент. Живет тут, в «Сплендиде».
Маркиз встрепенулся. Живет в «Сплендиде»! Да что там, американки вообще богаты. Прав этот Ирвинг Берлин, «Благослови Бог Америку».[106]
— Хорошо бы с ней познакомиться, — отрешенно заметил Джеф.
— Положись на меня.
— А что ты сделаешь?
— Да тысячу вещей.
— Назови хоть три.
— Хватит одной. Возьму лодку и сообщу ей, что будет шторм. Беру к себе, подплываем к берегу — et voila![107]
— Однако, мозги у тебя!
— А ты что думал?
— Наверное, сработает.
— Еще бы!
— Она не осадит человека твоих лет.
— Каких лет? Нет, каких это лет? Я себя чувствую на двадцать. А как я ее узнаю?
— Это легко. Ангел Боттичелли[108] в алой купальной шапочке. Видны и волосы, солнечные лучи. Глаза — как небо. Руки, губы, зубы, да все вообще — лучше некуда. На носу — две веснушки. Как тут не узнать!
Примерно через 45 минут миссис Пеглер вышла на террасу с Фредериком Карпентером и своей племянницей Мэвис. Она была красива, сурова, а искусная прическа и тонкие темно-серые брови придавали ей сходство с барышней самого начала века, которая о чем-то задумалась. Так оно и было; миссис Пеглер думала о своем бывшем муже и его сыне.
Чувства ее, когда они встретились на яхте, были сильнее его чувств. Он удивился; она ужаснулась, словно заметила на тропинке ядовитую змею. Ей стало ясно, что зреет заговор, призванный разрушить ее терпеливые труды.
От кого-то из брошенных мужей, то ли Рокса, то ли Квокенбуша, Гермиона получила добрую долю акций искристой воды «Фиццо», причем контрольным пакетом владел Карпентер. Племянники ее, Мэвис и Честер Тодд, владели не менее искристой водой «Чистый источник». Естественно слить эти воды воедино, соединив узами брака Мэвис и Карпентера.
Все шло прекрасно, пока откуда-то не выполз этот змий. Маркиза она знала. Опыт показал ей, что он просто не может упустить богатую невесту. Сперва втерся в доверие к Карпентеру, а потом притащил сынка, уповая на его пресловутый шарм.
Джефа она терпеть не могла, но честно признавала, что его романтический вид опасен для Мэвис. Слава Богу, та почти не выходила (последствия морской болезни), но здесь, на суше, опасность ждет ее.
Думая обо всем этом, Гермиона пересекла террасу и увидела в углу, за столиком, своего бывшего мужа, который живо беседовал с блондинкой в летнем платье от Диора. Надо сказать, они сразу узнали друг друга.
— Это вы! — воскликнул маркиз.
— Я, — отвечала Терри.
— М-да… — резюмировал собеседник.
Она села в лодку, хотя и не поверила в прогноз, и они, весело болтая, направились к берегу. Там Терри пошла переодеться, а теперь они беседовали о сыне маркиза, Джефе.
— Может быть, вы его видели, — предположил маркиз. — Такой, знаете, со шрамом.
— Что?
— Не пугайтесь, это — наша гордость. Его ранили в маки.
— Где-где?
— Здесь, во Франции. Так называли Сопротивление. Уж кто-кто, а он пролил кровь за свою страну. Мало того! Он не только смел, он талантлив. Пишет, знаете ли, книги. А мать писала картины. Даровитая семья! Конечно, не мы, не Мофриньезы. У нас в роду никогда…
Именно в этот миг появились Гермиона, Мэвис и Фредерик.
— Ах, вот ты где! — сухо сказала маркизу бывшая жена. Он не ответил, и через полминуты Терри услышала сквозь блаженный транс, как он представляет их друг другу.
— Мисс Трент, миссис Пеглер. Мисс Тодд, ее племянница. Мистер Карпентер, хозяин яхты. Мы с мисс Трент познакомились на празднике, в Сэн-Роке. Она и спасла вас, мой дорогой Мяч.
— Э?
— Она сообщила мне о вашей беде. Сижу, помнится, в саду, размышляю, а тут она и появляется…
— О!
— Естественно, я кинулся вам на помощь.
— До этого, — холодно осведомилась миссис Пеглер, — вы с мисс Трент знакомы не были?
— Конечно, нет. Счастливая случайность, ха-ха!
— Та-ак… Точнее, случайное знакомство.
Не разделяя ее чувств, Фредерик смотрел на Терри в упоении. Рыжие волосы сверкали, веснушки светились.
— Значит, это вы? Спасибо, мисс Трент! Трент?.. — Он задумался. — А, помню! Была мисс Трент и в Сэн-Роке.
Терри сжалась от страха, но спокойно ответила:
— У меня нет там родных. У меня их вообще нет, кроме двух сестер. Одна — тут, со мной, другая — в Америке. А вы благополучно приплыли к двадцати семи парам брюк?
— Э? О, да! Да, приплыл. Кстати, не хотите ли посмотреть яхту?
— С удовольствием.
— Прошу!
После их ухода повисло молчание, которое нарушила миссис Пеглер, мрачно сказавшая племяннице:
— Мэвис.
— Да, тетечка?
— Походи по магазинам.
— Да, тетечка.
— Мне надо кое-что сказать маркизу.
— Да, тетечка.
— Никола, — и впрямь сказала Гермиона, когда Мэвис скрылась, — неужели ты думаешь, что я тебя не раскушу?
— Раскусишь, ma cherie?[109] — удивился маркиз.
— Вот именно.
— Я не совсем понимаю, та petite.[110]
— Пожалуйста, я объясню. Неужели ты думаешь, что я думаю, что ты думаешь…
— Что-что?
— Неужели ты думаешь, что я слепая? Я вижу тебя насквозь.
— Никак не пойму, куда ты гнешь.
— Подожди минутку. Ты хочешь женить своего сына на Мэвис.
— Какая чушь!
— А чтобы отвлечь Фредерика, ты притащил эту девицу…
— Мисс Трент.
— Возможно, хотя и спорно. Но дело не в том. Сразу ясно, что это за птица. Носится одна по курортам, знакомится с кем попало…
— Ты сомневаешься, что она — леди?
— Вот именно.
— Ну, знаешь, ma cherie!
— Я тебе не cherie, а миссис Пеглер!
— Какой позор для маркизы де Мофриньез!
— Напротив, достижение. Но не в том дело. Мэвис выйдет за Фредерика, а если ты не оставишь своих козней…
— Козней?
— Никола! Я тебя знаю. Мы прожили вместе несколько лет. Как это я вынесла, в толк не возьму, но так уж случилось. Словом, если ты не оставишь своих козней, я скажу Фредерику, что ты приживала и бездельник, у которого нет ничего, кроме титула.
Маркиз приятно засмеялся.
— Ma cherie, он об этом знает! Я сразу сказал, что я на мели, и он ухом не повел. Вот титул его ошарашил, это да, но я с этим справился. Так что не трудись впустую, побереги силы.
Когда миссис Пеглер удалилась, одарив его убийственным взглядом, маркиз заметил у столика рассыльного из «Сплендида». В руке у него была тарелочка, а на тарелочке лежала телеграмма. Маркиз распечатал ее и прочитал:
«Где черт вас дери дело Киболя впрс».
Скомкав бумажку и бросив под стол, он удивился мелочности начальника. И все ему неймется! Поистине, суета. Однако, вспомнив о своей победе, маркиз оживился, кликнул лакея и заказал виски с содовой.
Осмотрев яхту и вернувшись в отель, Терри постояла на ступеньках, чтобы полюбоваться видом. Он нравился ей и прежде, но теперь песок стал золотистей, море — синее, острова — еще волшебнее. Что поделаешь, любовь обостряет чувства.
106
108