— Знаете, — весело рассмеялся Фредди, — именно так, и не раз, говорили мне стервятники в школе! То есть учителя.
— Вы уверены, что деньги эти лишние?
— О, конечно! Абсолютно!
Глаза ее засияли под светом фонаря.
— Никогда не встречала таких, как вы! Не знаю, как и… Фредди беспокойно переминался с ноги на ногу. Он всегда чувствовал себя скверно, когда его благодарили.
— Ладно, поскачу, пожалуй. Надо еще домой забежать, переодеться, то-се… Ужасно рад, что встретил вас… ну, в общем, ясно.
Нелли отперла дверь и приостановилась на пороге.
— Куплю себе меховую накидку, — проговорила она.
— Шик-блеск! Непременно купите!
— И орешков для Билла.
— Для какого Билла?
— Для попугая.
— А, добрый старый Билл! Непременно купите! Ну, пока!
— До свидания… Вы такой добрый…
— Да ладно, чего там! — неловко буркнул Фредди. — В любое время, как станете проходить мимо…
— Ужасно добрый… Что ж, прощайте.
— Пока-пока!
— Может, еще встретимся когда-нибудь.
— Надеюсь! Абсолютно!
На мгновение к его щеке прикоснулось что-то мягкое и теплое, а когда он, споткнувшись, отступил, Нелли, легко взбежав по ступенькам, уже исчезла за дверью.
— Ой, Господи!
Фредди потрогал щеку. Странная смесь смущения и восторга переполняла ему душу.
Откуда-то снизу раздалось легкое хмыканье. Фредди резко обернулся. Горничная в грязной наколке, кокетливо сбитой на ухо, напряженно смотрела через прутья ограды. Глаза их встретились, Фредди чуть зарумянился. Ему показалось, что горничная вот-вот захихикает.
— Тьфу ты! — тихонько буркнул Фредди и поспешил по улице. Он думал о том, не сглупил ли, разбрасываясь деньгами. Всучил, можно сказать, незнакомому человеку. Но тут ему вспомнилось, как глаза Нелли смотрели на него под фонарем, и он решил — нет! Абсолютно! Не глупо, а правильно. Сам он такие поступки одобрял. Красота, а не поступок!
Когда Фредди с Нелли ушли, Джилл уселась на низкую табуреточку и задумчиво уставилась на огонь, гадая, ошиблась она или нет в своих предположениях, что дядя Крис встревожен. Эта суетливость, внезапная тяга к путешествиям совершенно ему не свойственны. Он всегда вел себя, как добрый ленивый кот, упиваясь комфортом, который только что так красноречиво обличал. Она внимательно на него посмотрела; он занял свое излюбленное место у камина.
— Милая девушка, — заметил дядя Крис. — Кто такая?
— Знакомая Фредди, — дипломатично объяснила Джилл. Не к чему тревожить дядю подробностями дневных событий.
— Очень, очень милая. — Дядя Крис вынул портсигар. — Не к чему спрашивать, слава Богу, можно ли закурить. — Он зажег сигару. — Помнишь, Джилл, много лет назад, когда ты была совсем маленькая, я пускал тебе дым в лицо?
— А как же! — улыбнулась Джилл. — Говорил, что тренируешь меня для семейной жизни. Только те браки счастливы, где жена любит запах табака. И оказалось, к лучшему, потому что Дэрек дымит, не переставая.
— Джилл, ты ведь очень любишь Дэрека? — спросил дядя Крис.
— Конечно. И тебе он тоже нравится, да?
— Превосходнейший парень. С деньгами, к тому же. Это большое преимущество. — Дядя Крис яростно пыхнул сигарой. — Преогромное. — Он смотрел в пространство поверх ее головы, — Приятно знать, что ты счастливо выходишь замуж. И у тебя есть все в мире, что ты только пожелаешь.
Взгляд дяди Криса упал на Джилл и слегка затуманился. Она разрешила для него огромную проблему. Брак всегда пугал его, но в пользу семейной жизни говорило то, что у женатых людей есть дочки. Ему всегда хотелось иметь дочку, умненькую девочку, которую он мог бы вывозить в свет, которой мог бы гордиться. И судьба подарила ему Джилл именно в нужном возрасте. Совсем маленький ребенок утомил бы дядю Криса — он любил детей, но они вечно устраивают жуткий шум и считают, что лучшего украшения для лица, чем джем, просто нету. Однако девчушка четырнадцати лет — совсем другой разговор. Они с Джилл стали очень близки друг другу с тех пор, как умерла ее мать, через год после смерти ее отца. Он наблюдал, как племянница растет, с радостью, к которой примешивалось легкое недоумение — росла она почему-то слишком быстро; с каждым годом ее богатой событиями жизни он любил ее все больше.
— Ты у меня красавец, — проговорила Джилл и погладила ближайшую к ней брючину. — Как это ты умудряешься делать такую изумительную складку? Я тобой горжусь.
Наступила минутная пауза. В честном взгляде дяди Криса обозначилась легкая тень смущения. Тихонько кашлянув, он подергал себя за усы.
— Хотел бы я, чтобы это было так. Хотел бы, но это не так. Боюсь, я недостойный человек.
— Про что это ты? — вскинула на него глаза Джилл.
— Да, недостойный, — повторил дядя Крис— Твоя мать совершила огромную глупость, доверив тебя мне. У твоего отца здравого смысла было побольше. Он всегда твердил, не тот я человек.
Джилл быстро встала. Теперь она уверилась, что дядю что-то тяготит.
— В чем дело, дядюшка Крис? Что-то случилось? Да? Отвернувшись, дядя Крис стряхнул пепел с сигары. Этот жест дал ему время собрать силы. Он был из тех редких, беспечных натур, которые отмахиваются от невзгод судьбы, пока последствия их не выльются в ощутимые бедствия. Иными словами, он жил минутой. Хотя за завтраком дела были так же плохи, как сейчас, только сейчас, когда перед ним встала необходимость выложить все, его жизнерадостность поугасла. Он не выносил испытаний. А ему предстояло именно испытание. До этой минуты он легко отмахивался от ситуации, хотя на ком-нибудь другом она повисла бы тяжким грузом. Он же в любую минуту мог отключить ум, как телефон, если бы беда вознамерилась заговорить в полный голос. Но грянул миг, когда волей-неволей, а придется этот голос послушать. Дольше уже не отвертишься.
— Джилл…
— Да?
Дядя Крис снова примолк, соображая, как бы половчее выложить свою новость.
— Джилл, не знаю, разбираешься ли ты в таких вещах, но сегодня на фондовой бирже произошел обвал. Другими словами…
— Разумеется, я все знаю! — рассмеялась Джилл. — Бедняга Фредди про это только и твердил, пока я не заставила его сменить тему. Он был в такой тоске, когда пришел к нам. Заладил: «Общипали, общипали»! В «Объединенных красках». Он потерял около двухсот фунтов. И злился, как бешеный, на своего друга, присоветовавшего ему купить какие-то…
— Боюсь, — дядя Крис откашлялся, — у меня для тебя дурные вести. Я тоже купил акции «Объединенных красок». — Он потеребил усы. — И потерпел большие убытки. Очень большие…
— Ай-я-я-я-яй! Ты же знаешь, тебе нельзя играть в азартные игры.
— Джилл, будь сильна. Я… я… хм, дело в том… а, ладно! Что толку топтаться вокруг да около! Словом, я потерял все! Все!
— Все?
— Да, все! Ужас! Кошмар! Этот дом придется продать.
— Но… но ведь он мой?
— Милая, я твой опекун. — Дядя Крис яростно пыхтел сигарой. — Слава Богу, что ты выходишь замуж за богатого!
Джилл стояла, глядя на него в недоумении. Деньги, как таковые, никогда не участвовали в ее жизни. Были вещи, которые хотелось иметь и за которые следовало платить деньгами, но это была забота дяди Криса, а она все воспринимала как должное.
— Я не понимаю…
Но тут же поняла, что понимает, и огромная волна жалости затопила ее. Дядя такой хороший! Как ему трудно стоять вот так и рассказывать! Она не ощущала, что ущерб нанесен ей, а только смущалась, что приходится видеть унижение старого друга. Все приятное в ее жизни было неразрывно связано с дядей. Она помнила, как он, точно такой же, как сейчас, только волосы чуть погуще, неустанно играл с ней на жарком солнце. Она помнила, как он сидел с ней допоздна, когда она вернулась домой с первых своих взрослых танцев. Они пили какао и обсуждали, обсуждали, обсуждали все, пока не запели птицы и не взошло солнце, не наступило время завтрака. Помнила, как ходила с ним в театры, а после — на веселые ужины. Поездки за город, ланчи в диковинных старых гостиницах, дни на реке, дни на бегах, на крикете, на выставках. Он всегда был один и тот же — веселый и добрый. Он был дядюшка Крис, и навсегда останется для нее милым дядюшкой, что бы он ни сделал. Джилл сунула свою ладошку в его руку и пожала ее.