— Понятия не имею. Иначе нельзя. Наверное, сегодня я увижусь с ним. Ой, нет! Забыла. Он уехал дня на два.
— Вот и прекрасно! У тебя есть время обдумать все.
— Тут и обдумывать нечего.
— М-да. Да, правильно.
— Напишу ему письмо.
— Напишешь, э?
— Гораздо легче все написать.
— Письма… — начал было дядя Крис, но его остановила открывшаяся дверь. С письмом на подносе вошла горничная.
— Для меня? — обернулся дядя Крис.
— Нет, сэр. Для мисс Джилл. Джилл взяла с подноса письмо.
— От Дэрека.
— Посыльный ждет, мисс. Ему не сказали, будет ли ответ.
— Если записка от Дэрека, — вмешался дядя Крис, — то вряд ли требуется ответ. Ты же сказала, он куда-то уехал.
Джилл распечатала конверт.
— Будет ответ, мисс? — выдержав подобающую паузу, спросила горничная самым нежным голоском. Она была большой поклонницей Дэрека и сочла очень красивым посылать записку, когда его все равно нет в Лондоне.
— Джилл, так что, будет ответ? Джилл будто очнулась. Она побледнела.
— Нет, ответа не будет.
— Спасибо, мисс— Джейн отправилась доложить кухарке, какая эта Джилл бесчувственная. «Так читала, ну, будто счет получила, а не любовное письмецо! — негодовала Джейн. — Лично мне нравятся люди чувствительные».
Джилл опустилась на стул, вертя листок в пальцах. Лицо у нее стало совсем белым. Ее придавила тяжесть, огромная, свинцовая, неподъемная. Ледяная рука стиснула горло. Дядя Крис, поначалу не заметивший ничего, теперь нашел ее молчание зловещим.
— Дорогая, надеюсь, ничего плохого? Джилл все крутила листок.
— Джилл, неужели дурные вести?
— Дэрек порвал помолвку, — тускло проговорила Джилл. Листок упал на пол, она сидела неподвижно, опершись подбородком на ладони.
— Что! — Дядя Крис соскочил с коврика, будто его внезапно лизнуло пламя. — Что ты сказана?
— Он порвал нашу помолвку.
— Негодяй! — заорал дядя Крис — Мерзавец! Да просто… просто… Он никогда мне не нравился! Я никогда ему не доверял! — Он кипел от злости. — Это… это невозможно! Как мог он узнать? Никак не мог. Это… ну, невозможно!
— Он и не знает. Наше банкротство тут ни при чем.
— Как же тогда? — Дядя Крис наклонился к листку. — Можно?..
— Да. Если хочешь, можешь прочитать.
Дядя Крис вынул очки и стал читать, глядя на листок бумаги, словно на мерзкое насекомое.
— Негодяй! Хам! — разорался он, комкая письмо. — Да чтоб мне… Джилл! Моя милая маленькая Джилл!
Он бухнулся на колени рядом с ней, а она, зарывшись лицом в ладони, разрыдалась.
— Моя девочка! Хам, подлец! Моя милая девочка! Я изобью его до полусмерти!
Отстукивали минуты большие часы на каминной полке. Джилл встала. Личико у нее было заплаканное, дрожащее, но рот уже сложился в твердую линию.
— Джилл, дорогая!
Она позволила ему сжать свою руку.
— Все случилось как-то вдруг, дядя Крис. В один день. — Она криво улыбнулась. — У тебя презабавный вид! Взлохмаченный весь, очки набок съехали!
Дядя Крис тяжело дышал носом.
— Когда я встречу этого человека… — зловеще начал он.
— О, что толку! — сказала она. — Не стоит того! Ничто того не стоит! — Джилл повернулась к дяде, стиснув руки. — Давай уедем! Сейчас же! Дядя Крис, я хочу поскорее уехать! Увези меня куда угодно! Возьми меня с собой в Америку!
Вскинув правую руку, дядя Крис потряс ею. Резво заплясали очки, свисавшие с левого уха.
— Мы отплывем первым же пароходом! Первым же! Я позабочусь о тебе, дорогая. Я поступил, как подлец. Ограбил тебя! Смошенничал! Но я возмещу все! Я дам тебе новый дом, не хуже этого! Умру, но дам! Я пойду на что угодно! На что угодно! — Дядя Крис уже неистово вопил. — Я… я работать пойду! Да, клянусь Богом, если дойдет до крайности, так и пойду!
И он с треском ухнул кулаком по столу, где стояли цветы Дэрека. Ваза, подпрыгнув в воздухе, опрокинулась, и цветы разлетелись по всему полу.
Глава VII ДЖИЛЛ УЕЗЖАЕТ ПОЕЗДОМ 10.10
В жизни каждого из нас, когда мы оглядываемся назад и обозреваем ее в ретроспективе, отыщутся какие-то потери, от которых память в страхе съеживается, будто уставший путник перед сумрачным отрезком дороги. Даже из безопасности более позднего счастья мы не можем без содрогания всматриваться в них.
Одной из самых компетентных столичных фирм потребовалось четыре дня, чтобы навести хоть приблизительный порядок в сумбуре, вызванном финансовыми операциями майора Сэлби. Все эти дни Джилл пребывала в состоянии, которое можно назвать «жизнью» только потому, что она дышала, ела и внешне была похожа на человека, а не на привидение.
Табличка, возвещающая, что дом продается, появилась на ограде, через которую Джейн вела ежедневные переговоры с торговцами. В комнатах толклись посторонние, разглядывая и оценивая мебель. Дядя Крис, которого беда подхлестывала, успевал всюду, буквально воплощая бурлящую энергию. Тут можно и ошибиться, но глазу случайного постороннего он в те дни испытаний казался человеком на подъеме.
Монотонность сидения у себя в комнате — единственном месте, где Джилл не рисковала наткнуться на мебельного торговца с блокнотом и карандашом, — она разнообразила долгими прогулками, старательно избегая того маленького квартала, который прежде и составлял для нее весь Лондон. Но все равно ей не всегда удавалось уклониться от встреч с прежними знакомыми. Однажды, срезая путь по Леннокс Гарден к большой пустынной Кингс-роуд, простиравшейся в кварталах, неведомых тем, для кого весь Лондон ограничивался Уэст Эндом, она нечаянно наткнулась на Фредди. 1от куда-то шел в своих красивейших брюках и белых гетрах, больно уязвивших чувства его друга Генри. Встреча была не из самых приятных. Остро чувствующий неловкость ситуации, Фредди пунцово алел и нес какую-то околесицу. Да и Джилл, которой меньше всего хотелось беседовать с человеком, тесно связанным в ее сознании со всем, что она потеряла, была не речистей. Расстались они без сожаления. Одно хорошо — Джилл узнала, что Дэрека в Лондоне еще нет. Он телеграфировал, чтобы ему переслали его вещи, и уехал дальше на север. Фредди об их разрыве узнал от леди Андерхилл, в разговоре, оставившем неизгладимый след в его памяти. О денежных трудностях Джилл он и понятия не имел.
После этой встречи тяжесть, лежавшая на душе у Джилл, стала чуть легче. Случайной встречи с Дэреком ей было бы не вынести, и теперь, когда она узнала, что такая опасность ей не грозит, жизнь стала капельку приятней. Тянулись кое-как дни и, наконец, наступило утро, когда в сопровождении дяди Криса, многословно и обстоятельно разглагольствующего об «улаживании дел», она отправилась в такси на вокзал к поезду на Саутгэмптон. Ее последним впечатлением от Лондона были длинные ряды унылых домов, кошки, бродившие по задним дворам среди чащоб сохнущего белья, и дымная серость, сменившаяся, когда поезд набрал скорость, ясной серостью пригородов и красивыми буро-зелеными красками деревень.
Потом — суета и суматоха на лайнере; спокойное однообразие плавания, когда, выходя на палубу по утрам, ты обнаруживаешь, что судно демонстративно торчит на том же самом месте, где находилось накануне, и невозможно понять, сколько же сотен миль оно миновало. Но вот, наконец, и плавучий маяк нью-йоркской гавани, и сам Нью-Йорк, вздымающийся в небо, точно город из сказки. Манящий и зловещий одновременно, приветливый, но и угрожающий.
— Ну вот, милая, — снисходительно проговорил дядя Крис, будто бы даря ей игрушку, которую смастерил для нее самолично. — Вот он, Нью-Йорк!
Они стояли на палубе, опершись на поручни. У Джилл перехватило дыхание. В первый раз с той минуты, как грянула беда, ей стало повеселее. Невозможно смотреть на огромные здания, окружавшие нью-йоркскую гавань, без восторженного предвкушения. В памяти Джилл осталась с детства смутная картинка того, что она видела сейчас, но неверная, неотчетливая. Зрелище этого высоченного города как-то стерло все случившееся. Она ощутила, что жизнь начинается заново.