— Они не чувствуют, что вы их родственник. И леди Лидия, и сэр Герберт, и Фредди думают, что я — настоящий Дройтвич.
Сид горько фыркнул.
— Думают они, э?
— Нельзя их за это винить.
Судя по новому звуку, Сид полагал, что можно. Он быстро шагал по комнате. Глаза у него сверкали, уши пламенели.
— Может, они думают, что я не тяну на графа?
— Боюсь, у них есть такая мысль.
— Да? Ну, я им покажу! Я им всем покажу!
— Надо понимать, предложение отменяется?
— Еще как! — пылко заверил Сид. — Это же надо, так заморочили! А я-то думал, у меня кочан варит.
Он фыркнул снова, и секунду казалось, что в салоне есть эхо. Потом стало ясно, что кто-то громко сопит.
Сопела мамаша Прайс, только что вошедшая в комнату.
Глава XIX
Посещение церкви почти не принесло ей покоя. Она явственно страдала, словно ее томило бремя. Сопела она тоже горестно.
Сид с неудовольствием на нее смотрел. Много раз за протекшее время он хотел ее повидать, но сейчас ей не обрадовался. Он был поглощен досадой.
— Приветец, ма! — рассеянно бросил он.
Мамашу Прайс переполняли совсем не материнские чувства. Если бы Сид к ней пригляделся, он бы заметил растерянность. Она плюхнулась в кресло и отвела взгляд.
— Здравствуй, Сид.
— Тебе что, худо?
— Голова разболелась.
— А у меня… м-м… задняя часть.
— Сэр Герберт и леди Лидия пошли за вами, миссис Прайс, — сказала Полли.
Мамаша кивнула.
— Я их видела. Поговорили… Сид вскипел.
— Да? Я бы уж с ними поговорил! Мамаша поднесла руку ко лбу.
— Я бы им сказал, будь здоров! Я этому Эрберту!..
— Не кричи, дорогой, — взмолилась мамаша. — Голове хуже. Полли, доченька, дай-ка мне чаю.
— Сейчас пойду наверх, поставлю.
— Полли поставит чайник, — подтвердил Тони. — А я ей помогу. Согреем булочки… Тони и Полли!
Она взяла его за руку, и они удалились. Сид услышал, как Тони поет в женском зале и на лестнице. Ему это не понравилось. В такие минуты не до песен.
— Чего им от тебя надо? — спросил он мамашу. — Чертову Эрберту и этой самой Лидии?
— Уговаривали меня, — объяснила мамаша Прайс— Чтоб я, значит, в суде не выступала.
— Ничего себе, гады! — Голос у Сида дрогнул. — Это главного свидетеля перед самым судом! Змеюки высший сорт. Засадить бы их как следует…
— Сырырбырт очень переживает!
— Он еще не так запереживает! Я ему покажу!
— Он думает, ты на графа не потянешь.
— Да? — Сид пронзил ее взглядом. — Ты вот скажи, какие эти графы?
Мамаша Прайс растерялась.
— А Бог их знает… — беспомощно сказала она.
— В концерты ходят, да? Танцуют, гарцуют прямо на мустангах? Еще чего! Семьдесят концерта не видели, восемь с половиной… то есть два… на лошади не ездят…
— Тебе виднее, — не очень уверенно согласилась мамаша.
— А то! Я уж их знаю. Изучил вопрос. Морочат меня, мне экспер сказал.
Мамаша Прайс что-то искала на полке.
— Ой, батюшки! Одеколончику нету?
— Такой буду граф, что держись! Мамаша печально на него посмотрела.
— А что хорошего, сынок?
— То есть как это, что? Мамаша вздохнула.
— Так ты распрекрасно жил… Тут, на этом самом месте. Две недели прошло, а как сто лет. Где ж эта бутылочка?
— Посмотри на верхней полке.
— Как мы чай пили! Сосиски ели с картошкой… — Она опять посопела. — Будешь граф, кто тебе даст сосисочку?
Сид на мгновение заколебался, но быстро с собой справился.
— Жизнь, — значительно сказал он, — это вам не сосиска. Такая уж моя планида.
— Ой, батюшки, батюшки, батюшки!
— Чего теперь охать? Одно слово, судьба.
— Хорошо так жил, не жаловался!..
— Эй! — предостерегающе крикнул Сид, завидев Вайолет Уоддингтон. Холодная и спокойная с виду, она кипела гневом, почти таким же праведным, как у него самого.
— Я бы хотела поговорить… с мистером Прайсом.
Сиду это понравилось. Кто мистер Прайс, тот мистер Прайс. Он ткнул пальцем наверх.
— Чай они варют. С Полли Браун. Вайолет поджала губы.
— Как мило! Нехорошо мешать в такую минуту, правда? Передайте ему, пожалуйста, чтобы он мне написал. Он поймет.
— Слава тебе, Господи! — заметила мамаша, найдя наконец флакон.
— Мне бы хотелось узнать, что он решил, — объяснила Вайолет.
— Пойду, скажу.
— О, не беспокойтесь!
— Да ничего.
— Спасибо.
— Не за что, — ответил учтивый Сид. — Пока. То есть до свидания.
Когда он ушел, мамаше казалось, что надо попросить прощения.
— Я тут одеколончик взяла, мисс. Голова раскалывается.
— Сегодня она у всех болит. Надеюсь, я не помешала?
— Ой, нет, мисс! Мы так, говорили. Сиду дался этот титул, а я думаю, одни хлопоты.
Вайолет насторожилась.
— Как странно!
— Странно, мисс?
— Вы же главный свидетель. Мамаша печально задрожала.
— Ой, мисс! — простонала она. — Не знаю, хорошо ли я сделала?
— Если вы спрашиваете меня, — сказала Вайолет, — нет. Он будет несчастен.
— Вот я и говорю. Так что Сырырбырт меня отыскал, а я и согласилась.
— Я не совсем понимаю, — заметила Вайолет. — На что вы согласились?
Мамаша робко посмотрела на дверь.
— Ой, мисс! — тихо ответила она. — Не могу я Сиду сказать, а я бумагу подписала, Сырырбырт составил, что я от всего отказываюсь.
Глава XX
Услышав эти слова, Вайолет лишилась речи. Потом глотнула и вскрикнула:
— Что?!
— Подписала, мисс, — отвечала мамаша, с надеждой глядя на нее. — Значит, это ничего?
Вайолет опять что-то проглотила.
— Это очень хорошо, — медленно сказала она, и ничего не прибавила, потому что вошел ее жених.
— Чай готов, няня, — сказал он и кивнул гостье. — Привет, Ви.
— Выпейте чаю, миссис Прайс, — сказала та. — Вам очень нужно.
— Золотые слова, милочка. Пойду попью.
Тони проводил ее до дверей, а заодно и закрыл их. Он был немного растерян. Вайолет как-то странно смотрела. Совсем не сердито, не обиженно, а нежно, что ли. Он решил, что она хочет его уговорить, и сразу перешел к делу.
— Ну, вот. Я ему сказал, — начал он.
— Всю правду?
Она странно улыбалась.
— Да.
— Как это хорошо!
Теперь она улыбалась, как дама былых времен, которой довелось узнать, что ее рыцарь — без единого пятна и порока. Кроме того, она подошла и положила ладонь ему на руку.
— Ты думал, я и впрямь тебя брошу? Я тебя испытывала. Я проверяла твое мужество и твое чувство чести.
Он тупо на нее глядел. Ему казалось, что это сон — что-то слышишь, а знаешь, что неправда. Так не говорят. Во всяком случае, Вайолет так не говорит. Какие-то титры из немого фильма. И потом, где она прятала такое бескорыстие и благородство?
Вайолет быстро его поцеловала.
— Мне пора, — шепнула она. — Столько дел! Завтра кончишь работать, зайди ко мне.
Она быстро вышла, Тони тупо смотрел ей вслед. Поцелуя он не заметил, гадая, что все это значит. Сзади послышался голос:
— Тони!..
Он повернулся. В дверях стояла Полли с чашкой чая.
— Я принесла тебе чай, — сказала она. — Он стынет. Тони посерел и машинально протянул руку.
— Спасибо.
На улице заиграла шарманка. Катили омнибусы. Лондон занимался своими делами.
Тони поставил чашку и медленно сказал:
— Я не подлец, Полли.
— Я знаю, Тони.
Он сел в кресло. У него кружилась голова.
— Ты видела? — спросил он.
— Да.
— Слышала, что она сказала?
— Да.
Тони разъярился и ударил кулаком по ручке кресла.
— Что мне делать?!
Полли побледнела и закусила губу.
— Она говорила, если я скажу Сиду… Ну, про них, что его обманывают… Она меня бросит. А теперь… Испытывала, видите ли! Что мне делать?!
— Что ж, не повезло.
— Не повезло! — он истерически засмеялся. — Прости. Я прямо впал в детство. Но и ты смотри, что говоришь. Не повезло! Это потерять тебя? А, черт! Не женюсь я на ней, и все. Хорошо, я свинья, пусть меня свиньей и считают. Пойду, объясню ей… Попрошу, чтобы она меня отпустила…
Полли покачала головой.
— Нельзя.
— Полли!