В тот момент, когда мы его встречаем, дон Мигель дошел до второго курса юридического факультета университета в Буэнос-Айресе, но по причинам, о которых мы расскажем впоследствии, он уже несколько месяцев не посещал университет.
Он жил совершенно один в своем доме, иногда, как например в данный момент, отец присылал к нему гостей из числа своих деревенских соседей и знакомых.
Последующие события ближе ознакомят нас с образом жизни и связями дона Мигеля, который, войдя в свой кабинет поставил лампу на бюро, опустился в большое вольтеровское кресло и погрузился в глубокие размышления, длившееся более получаса.
— Да, — произнес он наконец, порывисто встав и проведя руками по волосам, — да, это единственный способ перекрыть им все пути.
Затем он с решительным видом, не медля и не колеблясь, но и не спеша, присел к своему бюро и написал несколько писем, которые он затем перечел с особым вниманием.
Вот эти письма:
«5-го мая, 2 1/2 часа утра.
Сегодня, дорогая моя Аврора, я нуждаюсь во всех твоих талантах — так же, как всегда нуждаюсь в твоей любви, твоих причудах и капризах, твоих минутах внезапного гнева, после которых так сладко примирение — все это мне необходимо, как воздух, которым я дышу!
Итак, дорогая моя, мне теперь необходимо знать, и каким образом объясняют в интимном кругу доньи Августины Росас и доньи Марии-Хосефы Эскурра некоторые события, произошедшие в прошлую ночь на набережной, какие факты и явления связываются с ними, одним словом все то, что связано с этим делом.
Будь осторожна, особенно с доньей Марией-Хосефой; старайся не выказывать при ней ни малейшей тени любопытства или желания узнать подробности этих событий, а, напротив, заставь ее рассказать тебе все, — в этом-то и должны проявиться твое искусство и ловкость.
Ты понимаешь, конечно, душа души моей, что весьма важные причины побуждают меня ко всему этому и что ни твой детский гнев, ни твои мимолетные капризы не имеют ни малейшего отношения к тому, что касается судьбы и участи твоего
— Бедняжка Аврора! — прошептал молодой человек, перечитав это письмо. — Ба-а! Она быстра как молния, и сам черт не угадает ее мысли, если только она захочет их скрыть.
Теперь перейдем к следующему письму.
«5-го мая 1840, 9 часов утра.
Сеньору дону Фелипе Аране.
Мой уважаемый друг и сеньор!
В то время, как Вы блюдете интересы и охраняете со свойственной Вам энергией благополучие нашего правительства, некоторые структуры, подведомственные Вам, предав забвению свой долг, не перестают усиленно противодействовать ему, то есть правительству, путем интриг и тайной оппозиции.
Так, полиция гораздо более заботится о том, чтобы доказать свою независимость от Вас, чем о наблюдении за тем, что является прямой ее обязанностью.
Вы, вероятно, знаете, что на прошлой неделе более сорока человек эмигрировали без ведома полиции и без малейшего сопротивления с ее стороны, несмотря на ту громадную власть, которой она располагает и что его превосходительство сеньор Ресторадор узнал об этом лишь через Вас, которому я имел честь сообщить об этом.
В эту ночь я проходил около одиннадцати часов вечера по набережной и неподалеку от дома сэра Уолтера Спринга заметил многочисленную группу людей, которые, судя по тому, что они держались вблизи берега, вероятно, намеревались тайно отплыть образом. Вот Вам случай сосчитаться с сеньором Викторикой, уведомив о том лично его превосходительство, так как я осмелюсь утверждать, что если даже ему и известно о происшедшем, то во всяком случае ни число беглецов, ни кто они такие, ему, безусловно, не известно, и если бы полиция подражала в смысле деятельности и рвения по службе Вам, то ей, конечно, все это должно было бы быть известно.
После полудня я буду иметь честь явиться лично к Вам, полагаю, что к тому времени Вам уже все будет известно о том, что произошло в эту ночь, в частности число и имена этих эмигрантов.
А до тех пор имею честь засвидетельствовать Вам мое глубочайшее почтение.
Ваш преданный и нижайший слуга
— Ах, добрейший мой дон Фелипе! — воскликнул молодой человек, рассмеявшись от всей души совершенно по-детски. — Кто бы мог подумать, что найдется человек, которому вздумается превозносить твою деятельность и рвение по службе даже в насмешку! Но ничем не следует в жизни пренебрегать, и ты, сам того не сознавая, сослужишь мне еще и на этот раз службу.
11
Обычная формула испанских писем — Servidorquibesasuspies, т. е. слуга, который целует ваши ноги.