— Как! Вице-адмирал де Макко уже прибыл?
— Вы не знали этого, сеньор Спринг?
— Говоря по чести, нет.
— Ну, он прибыл.
— Сюда?
— Нет, в Монтевидео, третьего дня, в час пополудни.
— Его превосходительство знает это?
— Разве вы предполагаете, что если я знаю, то его превосходительство сеньор губернатор может не знать?
— Это правда, это правда! Однако странно, что он ничего не сообщил мне.
— Во время вечерни был виден английский бриг.
— А, был противный ветер, сеньор Спринг, — сказал дон Луис, — только в пять часов шлюпка привезла это известие.
— Так что мы переживаем кризис! — сказал министр, играя сеоими манжетами.
— Это еще не все.
— Есть еще что-нибудь?
— Ерунда, сеньор Спринг. Вы знаете, что мы ожидали, что французский посланник приедет к нам сюда в качестве врага, не правда ли?
— Да, да, действительно!
— Ну, совсем нет — он приехал с самыми мирными намерениями.
— Ах, какое счастье!
— Для нас?
— Для всех, сеньор дель Кампо!
— Исключая восточный вопрос.
— Да, дело может и его коснуться.
— Самое маленькое затруднение для Франции будет очень большим для европейского мира, теперь, к счастью, отношения, существующие между Францией и Англией, гарантируют нам удачу миссии де Макко.
— Британское правительство не замедлит в этом случае употребить все свое влияние.
— Я не то хотел сказать: напротив, если Англия хоть немного заинтересована в том, чтобы отвлечь внимание Франции ла-платским вопросом, то она имеет теперь превосходный случай для этого, мы только сейчас говорили об этом с сеньором Бельграно.
— Однако… если инструкции адмирала де Макко требуют решения этого вопроса во что бы то ни стало, то, признаюсь, не вижу, каким образом Англия, как бы она ни была заинтересована в этом деле, может воспрепятствовать этому.
— Здесь, нет, но во Франции может. Весьма легко, мне кажется, было бы помешать ратификации трактата, если бы в нем оказалась какая-нибудь ошибка, какой-нибудь пустяк, чего, к счастью, не заметят во Франции, но что могло бы парализовать все, если бы Англия пробудила французскую оппозицию! — сказал дон Луис министру, который тщетно пытался уловить тайную мысль молодых людей.
— Но какую же ошибку можно предполагать? — спросил сэр Уолтер.
— Просто подпись сеньора губернатора! — сказал Мигель.
— Как?
— Унитарии, находящиеся в Монтевидео, приготовились указать сеньору де Макко такую причину, которая до известной степени является очень сильным аргументом.
— И он состоит… сеньор дель Кампо!
— В том, что подпись сеньора губернатора не имеет никакого значения. Вообразите себе, сеньор Спринг, что эти люди рассуждают так: если сеньор адмирал де Макко имеет инструкции для заключения трактата на каких бы то ни было условиях, то в Аргентинской республике нет власти, с которой он может заключить договоры, что генерал Росас не имеет ни права, ни власти заключать договоры от имени Аргентинской республики.
— Но это фактическая власть! — вскричал министр. — Дело адмирала не удостоверять ее законность, а только признать ее и заключать с ней договоры.
— Унитарии отвергают это, — отвечал дон Мигель, — они говорят, что если адмирал заключает трактат с генералом Росасом, как с простым губернатором провинции Буэнос-Айрес и только относительно этой провинции, то он может это делать в такой же форме, как адмирал Леблан и сеньор Мартиньи заключили договор с правительством провинции Корриентес, но если он хочет заключить трактат с правительством, облеченным нацией верховной властью, то такого правительства не существует.
В этих рассуждениях есть доля истины, в самом деле! — сказал задумчиво сеньор Спринг.
— Унитарии подтверждают свои доводы тем, что из че-т1Йрнадцати провинций, из которых состоит Аргентинская республика, семь отказали генералу Росасу в праве заключать от их имени договоры.
— Вы думаете, что адмирал де Макко знает эти важные факты?
— Нельзя и сомневаться в этом, но я боюсь, что договор не подвинет вперед дел, в особенности если Англия вмешается, но Англия, я думаю, предоставит дела их собственному течению, несмотря на реакцию, которая замечается теперь в ее пользу в восточной части государства.
— Как, сеньор дель Кампо?
— Мне кажется, что, когда будет потеряна надежда на Францию, общественные симпатии, вполне логично, обратятся к Англии, которая в прежнее время оказала немалую услугу делу свободы.