Мои дела в полном порядке, я с минуты на минуту ожидаю приезда моего горячо любимого отца.
Я увижусь с тобой послезавтра.
Наш старый учитель доставит тебе это письмо. Он решил не выходить более из консульства. Позаботься о нем.»
— Вы заснули, сеньор дон Кандидо? — сказал он, запечатывая письмо.
— Нет, я размышлял, дорогой Мигель.
— А, вы размышляли!
— Да, я говорил себе, что если бы мать нашего главного сеньора губернатора не вышла замуж за своего достойного супруга, то, вероятно, не имела бы своего знаменитого сына, а сегодня мы не страдали бы из-за супружеской любви этой зловещей дамы.
— Клянусь вам, я никогда не думал об этом! — отвечал с величайшей серьезностью молодой человек, запечатав письмо и подавая его своему учителю.
— Это письмо без адреса?
— Все равно, оно к Луису, спрячьте его!
— Я отнесу его сейчас.
— Когда хотите, но вы должны взять мою карету, а онаеще не заложена.
— Я предпочитаю не ходить пешком, спасибо!
Дон Мигель хотел позвонить, но в дверь на улицу постучали, и почти тотчас же шедший в кабинет слуга тревожным голосом доложил о приходе подполковника Китиньо.
Дон Кандидо откинулся на спинку своего стула и закрыл глаза.
— Пусть он войдет, — сказал молодой человек и прибавил, обращаясь к своему старому учителю: успокойтесь, ничего страшного!
— Я мертв, дорогой Мигель! — ответил тот, не открывая глаз.
— Войдите, подполковник! — сказал, вставая, Мигель. Дон Кандидо, услыхав, что Китиньо вошел в кабинет, сразу машинально встал, растянул губы в конвульсивной улыбке и протянул обе руки подполковнику, севшему около того самого стола, за которым учитель и ученик провели всю ночь.
— Когда вы получили мою записку, подполковник?
— Около шести часов утра, сеньор дон Мигель!
— Разве вы больны, что так опоздали?
— Нет, сеньор, я был в отъезде.
— Вот я и говорил: дай Бог, если бы все были такими, как вы, когда речь идет о службе! Именно так я и говорил вчера президенту, потому что если мы желаем ходить размеренными шагами, как начальник полиции, то уж лучше признаемся в этом Ресторадору вместо того, чтобы его обманывать. Что касается меня, подполковник, то я забыл, что такое сон: я провел всю ночь с этим сеньором, запечатывая газеты, которые я рассылаю по всем направлениям. Ресторадор хочет, чтобы везде знали о доблести федералистов, и вот, несколько минут назад, этот сеньор, — прибавил он, поворачиваясь к дону Кандидо, который, узнав, что Китиньо пришел по приглашению дона Мигеля, начал приходить в себя, — обратил мое внимание на одну вещь, которую вы, должно быть, уже заметили, подполковник!
— Что такое, дон Мигель?
— Наша газета ни слова не говорит о вас и тех федералистах, которые каждую минуту рискуют своей жизнью ради нашего общего дела.
— В ней ничего не сообщается и о депешах.
— Кому вы их адресуете, подполковник?
— Теперь, когда Ресторадор в лагере, я адресую их в полицию. Я тоже обратил внимание на то, о чем вы говорили. Этот человек совершенно прав.
— О, сеньор подполковник! — воскликнул дон Кандидо. — Кто не удивится молчанию о человеке, который имеет такие прекрасные качества, как вы?
— Да, и чей род столь древен!
— Конечно, — отвечал дон Кандидо, — уже до вашего рождения вы снискали благосклонность общества, потому что сеньор Китиньо, ваш отец, принадлежит к одной из древнейших ветвей нашей благородной фамилии. Один из ваших знаменитых дядей, уважаемый сеньор подполковник, женился на одной из кузин моей матери, так что я всегда имел к вам симпатию доброго родственника, тем более что мы связаны еще тесными узами нашего общего федерального дела.
— Так вы мой родственник? — спросил Китиньо.
— Родственник очень близкий, — отвечал дон Кандидо, — одна и та же кровь течет в наших жилах, и мы обязаны относиться друг к другу с дружелюбием, покровительством и уважением для сохранения этой драгоценной крови.
— Хорошо! Если я могу быть вам чем-либо полезным…
— Итак, подполковник, — прервал его дон Мигель, чтобы помешать дону Кандидо распространяться дальше, — даже не публикуют ваших депеш?
— Нет, сеньор! Я только что отправил депешу о диком унитарии Халасе — они не опубликуют ее.
— Халас?
— Ну, да, старый Халас, мы его только что умертвили. Дон Кандидо закрыл глаза.
— Он слег, — продолжал Китиньо, — но мы его выбросили на улицу, где он и был убит перед своими дверями. В другой день мы таким же образом покончили с Тукуманом Ламадридом. В прошлый четверг мы умертвили Саньюдо и семерых других, но об этом ничего не сообщалось в газете. В том, что касается меня, мой кузен прав… Как его зовут?