— Ну да, проехав через Сантос-Луарес, само собой разумеется.
— Вы видели Ресторадора? — спросил, вздрогнув, Мигель.
— Я остерегся не сделать этого: Росас не простил бы мне этого, кроме того я хотел подарить ему сотню своих пампасских быков: у них там плохо с провизией.
— Так что ваше стадо было благосклонно встречено?
— Благосклонно встречено и благосклонно принято — Росас был восхищен.
— Ага! — произнес молодой человек с задумчивым видом.
— Что с тобой, мальчик? Я нахожу тебя совсем смешным. Разве ты недоволен тем сюрпризом, который я преподнес тебе, приехав так неожиданно?
— Не думайте этого, отец, — живо сказал сын, сжимая его руку, — нет, мне просто грустно.
— Грустно?! Тебе, самому веселому молодому человеку, какого я знаю. Ого! Что же такое случилось? Говори, сынок, у тебя ведь нет секретов от отца, а?
— Боже меня сохрани, отец! Разве вы не часть самого меня?
— Очень хорошо, мальчик! — весело отвечал старик. — Ну, исповедуйся, не бойся, я не откажу тебе в отпущении грехов.
— Я это знаю, отец. Вы всегда были так добры ко мне.
— Vive Dios! Разве ты для меня не самое дорогое на свете? Без тебя что мне делать? Ну, говори, скажи мне, что тебя мучит и печалит?
— Дело идет не обо мне лично, а о двух особах, которых я люблю.
— Ба! Кто же эти особы?
— Донья Эрмоса.
— Твоя кузина?
— Да, батюшка.
— С ней случилось несчастье? — живо спросил дон Педро.
— Нет еще, отец!
— Caray! Ты пугаешь меня! Ты же знаешь, что я ее люблю, как свою дочь, бедное дорогое дитя!
— Она сейчас в большой опасности.
— Она, донья Эрмоса?
— Да, батюшка!
— Говори же, мне надо знать все, — вскричал дон Педро с волнением, — Эрмоса в опасности! Vive Dios! Я приехал вовремя, мальчик. Ну, говори, я слушаю, но будь краток.
Молодой человек, не заставляя себя просить дольше, рассказал отцу в мельчайших подробностях все, что произошло в течение нескольких месяцев, каким образом донья Эрмоса спасла раненого дона Луиса, какому отвратительному преследованию подверглась из-за этого молодая женщина, рассказал и о свадьбе, совершившейся час тому назад и о предполагаемом бегстве этой ночью.
Рассказ дона Мигеля, как не старался он сократить его, вышел довольно длинен, асиендадо слушал его с самым напряженным вниманием. Иногда его брови хмурились, и у него вырывался недовольный жест, но он ни разу не прервал сына.
Когда молодой человек, наконец, закончил, последовало довольно долгое молчание.
— Все это очень печально! — сказал наконец старик, покачав головой. — Донья Эрмоса и Бельграно действовали, как два сумасшедших, а ты был еще более безумен.
— Батюшка….
— Я не упрекаю тебя, мальчик, я только устанавливаю факт, вот и все, ты следовал движению своего сердца, это не преступление, но в политических делах сердце — самый плохой советник, оно лишь толкает на глупости!
— Однако, батюшка…
— Однако теперь не время проповедовать, хочешь ты сказать, и ты прав, надо сначала вытащить этих несчастных молодых людей из болота, в которое они вошли по шею, и этим я хочу заняться не позже как сейчас.
— Как, батюшка, едва приехав, после долгой дороги…
— Я пойду к Росасу, это дело одного часа — самое большее, только он может их спасти и он сделает это, я обещаю тебе. Позови Тонильо. Кстати, доволен ты этим забавником?
— Очень доволен, отец. Он честен и предан!
— Тем лучше. Позови его.
Молодой человек встал, чтобы исполнить приказание отца, и в то время на улице раздался звук лошадиных копыт, и в двери сильно постучали.
— Что это? — спросил асиендадо.
— Мы узнаем это! — отвечал дон Мигель с плохо скрываемым беспокойством.
— Подполковник Китиньо! — доложил Тонильо, открывая двери.
— Пусть он пожалует! — вскричал дон Мигель. Подполковник вошел. Заметив асиендадо, он сделал радостное движение и бросился к нему с протянутой рукой.
— Che! — вскричал он. — Вот приятный сюрприз, в самом деле. Давно вы приехали, сеньор дон Педро?
— Почти час назад! — отвечал старик, пожимая ему руку.
— Я очень счастлив вас видеть.
— Я также: вы настоящий федералист!
— Я горжусь этим, сеньор дон Педро, четыре дня тому назад я осведомлялся о вас у сеньора дона Мигеля.
— Действительно, батюшка, подполковник вас очень любит!
— Я также.
— Какому счастливому случаю я обязан вашим приятным визитом в столь поздний час? — спросил дон Мигель, спешивший прекратить этот обмен взаимными любезностями, так как его беспокойство достигло крайнего напряжения.