Верочка (натянуто усмехаясь). Именно в Ладыгина?
Ольга. А в кого же ещё можно влюбиться здесь?
Букеев (идёт с террасы). Ольга Борисовна, как мы проведём сей день, его же сотвори господь? Возрадуемся и возвеселимся снова, да?
Ольга. Откуда вы знаете столько церковных слов?
Букеев. А у меня служил в сторожах расстриженный дьякон, пьяница и лентяй, я очень любил беседовать с ним.
Нина. Около вас всегда удивительно забавные люди.
(Верочка встаёт, уходит. Ольга задумчиво смотрит вслед ей.)
Букеев. Н-ну, где же они?
Нина. А дядя Ж а н?
Букеев. Да, — он, конечно… (Ольге.) Вы знаете, — он был моим репетитором, готовил меня в политехники. Мне тогда было двадцать два года. О чём вы задумались?
Ольга. Я слушаю.
Букеев. Но мы гораздо усерднее изучали кафешантаны, чем науки. Потом он поехал со мной за границу, и вот уже двадцать четыре года мы надоедаем друг другу. Он тоже лентяй.
Нина. Разве вы — лентяй?
Букеев. Конечно. Я человек ленивый, жирный и лирический.
Нина. Вы клевещете на себя.
Букеев. Я люблю печаль. Но и печаль у меня тоже масляная какая-то, жирная.
Ольга (оглядываясь). Какие у вас неинтересные картины.
Букеев. Я ничего не понимаю в живописи.
Ольга. Зачем же покупаете это?
Букеев. Пристают. Ж а н говорит: «Богатый человек должен поощрять искусство». Я и поощряю.
Нина. Расскажите ещё что-нибудь про себя.
Букеев. Да я же про себя и говорю. Больше ни о чём не умею.
(Жан на террасе с букетом цветов. Увидев Нину, прячет букет за спиной, исчезает и входит уже без букета.)
Нина. Нет, вы что-нибудь интимное…
Жан. Для интимных бесед природой предназначены вечера и ночи, утром же свободные люди наслаждаются природой, а трудолюбивые трудом. Почему вы сидите здесь, а не на берегу, не в саду? Шли бы на воздух, там земля пахнет пряником, море шёлковое, жаворонки поют «Коль славен».
Нина. А где Ладыгин?
Жан. Лежит голый на песке и дремлет. Выкупался, проделал гимнастику…
Букеев. Он просто живёт.
Нина. Как и следует.
Жан. Совершенно верно.
Ольга. А кто вам мешает просто жить?
Букеев. Не знаю. Вероятно — лень.
Ольга. Мне кажется, вы немножко кокетничаете.
Букеев. В моём возрасте этим не занимаются.
Нина. Уж будто бы!
Жан. А где наш высокоучёный?
Ольга. К нему там кто-то пришёл жаловаться, что рабочих плохо кормят, они не хотят работать.
Букеев (сконфужен). Не может быть. Жан, как же это, а? Второй раз…
Жан. Сию минуту распоряжусь, чтоб им нажарили котлет де-воляй и прочего, соответственно.
Букеев (Ольге). Вы так сказали… вас интересуют рабочие?
Ольга. Нисколько.
Нина. Но вы говорили так сердито.
Ольга. Разве? Извиняюсь. Мне спать хочется. (Встала, идёт к двери в свою комнату, остановилась и проходит в фонарь.)
Нина (тихо). Капризная женщина. И не очень воспитана.
(Букеев молчит, исподлобья наблюдая за Ольгой.)
Нина. Вы замечаете, что Ладыгин волнует её?
Букеев. Это неправда. (Встал.)
Нина. Она пошла смотреть на него…
Букеев. Пойдёмте, погуляем.
Нина. О, с удовольствием.
(Уходят через террасу. Ольга в фонаре[25], курит и тихонько напевает. Входят Жан и Богомолов.)
Жан. Дорогой мой, я тоже — идеалист, уверяю вас! Я понимаю всё это: рабочий вопрос, социальная справедливость и прочее… Конечно же, о господи! Мы наделали законов для наших знакомых, а сами обходим законы стороной, — чтобы не задевать их, знаете.
Богомолов. Тем более, уж если вы понимаете это.
Жан. Да — понимаю же! Но — всё-таки необходимо иногда приказывать людям. Или — так, или — до свидания!
Богомолов. Приказывать я не умею, могу только советовать или убеждать.
Жан. Всего убедительнее — страхи. Государство держится страхами, — это факт! Вы рассуждаете как социалист, как человек преждевременный. Жизнь — поверьте мне — очень запутанная штука, кто в этом виноват — неизвестно. В поисках виноватого хватают богатого, но — ведь это только потому, что он виднее.
Богомолов. Забавно вы говорите.
Жан. А, боже мой! Я знаю жизнь, и она меня знает!
Богомолов. И многое у вас очень метко…
Жан. Так вот, дорогой мой, вы не беспокойтесь, — всё устроится, всё будет по-хорошему… Мы, идеалисты, понимаем друг друга с двух слов. Сейчас я распоряжусь насчёт улучшения харчей.
Богомолов. К завтрему я составлю смету.
Жан. Да вы не торопитесь… [(Уходит.)]
(Богомолов, допивая остывший кофе, хмурится, бормочет что-то.)
Ольга. Ты что говоришь?
Богомолов (заг[лядывая] в фонарь). Я думал, здесь никого нет.