— Раз уж вы втянули меня в это дело, — скрипучим голосом заявил сэр Тайтус, — я ни на волос не отступлю от своих предосторожностей, пока не докажу вам на деле раз и навсегда, что все эти мрачные истории с привидениями — просто дурь и жульничество. Мне не жаль заплатить любую цену за полное и окончательное разоблачение. Если кому-нибудь надоело и он хочет уйти, пусть уходит. Лишь бы какие-то свидетели остались. Но теперь, когда мы уже зашли так далеко, я ни за что не стану делать дело спустя рукава.
— А поди ты! — сказал сэр Басси, и мистер Парэм почувствовал, что все эти исследования в любую минуту могут кончиться скандалом.
Коренастый сэр Басси уселся поудобнее в кресле, рассеянно подергал нижнюю губу и потом, казалось, погрузился в глубокое раздумье.
Наконец все хлопоты остались позади и началось бдение. Наступила тишина — и длилась, и разливалась все шире, и окутывала мистера Парэма все плотнее и плотнее. Смутно виднелось на бархатно-черном фоне ниши лицо Уильямса. Теперь он долго будет лежать с раскрытым ртом, и негромко стонать, и храпеть, и ворочаться с боку на бок. И всякий раз мистер Парэм слышал порывистое движение: сэр Тайтус был начеку.
Немного спустя мистер Парэм почувствовал, что глаза его слипаются. Но — странное дело, — хотя веки его сомкнулись, он все еще видел бледный лоб и скулы Уильямса.
5. Высокий гость
Некоторое время спустя мистер Парэм перестал дивиться тому, что умственный взор может проникать и сквозь сомкнутые веки, и стал следить за редкостным потоком эманации, которую испускал медиум. Началось все, как обычно, — слегка светящаяся эманация едва сочилась из уголков рта, но теперь она текла значительно быстрее, стекала с шеи, плеч, рук, со всего смутно очерченного во тьме тела. Она фосфоресцировала сперва зеленоватым светом, потом желтовато-зеленым. Эманация стекала так быстро, что по контрасту казалось, будто Уильямс съеживается и усыхает, а может быть, это и в самом деле так было.
Трудно сказать, но это истечение материи было поразительно. На это явно стоило поглядеть, думалось мистеру Парэму. Хорошо, что он пришел. Теперь эманации вполне хватит, чтобы заткнуть глотку сэру Тайтусу. Недаром сэр Басси, затерявшийся где-то тут, рядом, Во тьме, шепчет свое «поди ты». Эманация уже не была прежней мертвой материей. Она не просто выделяется, течет и ниспадает, точно безжизненная жирообраэная масса. Она стала иной. Обрела жизненные силы. Она уже не слизистая, а скорее стекловидная. Ее края приподнимаются и тянутся к зрителям, точно разбухшие псевдоподии, точно слепая амеба, точно ищущие кого-то пальцы, точно окутанные пеленой призраки.
— Ого! — сказал сэр Тайтус. — Этого я уже не понимаю.
Хируорд Джексон что-то бормотал и вздрагивал.
Странное это было зрелище. Тупые выступы дотрагивались друг до друга и сливались. Они дрожали, приостанавливались, вновь двигались вперед. И росли с поразительной быстротой. Тоненькие усики в мгновение ока становились длинными пальцами, а еще через секунду толстыми обрубками. Они были прозрачны или по крайней мере полупрозрачны, и внутри виднелись токи беловатой и слабоокрашенной материи — так в микроскоп видны движения протоплазмы в амебе. Они все росли, все больше сливались друг с другом.
Еще несколько секунд или несколько минут назад — трудно сказать, сколько именно ушло времени на эти превращения, — выступы были похожи на щупальца, на губчатые, тупые отростки. Теперь они срастались, соединялись, утолщались, сливались все теснее, становились все больше и больше похожи на неуклюжее, в муках рождающееся единое целое. Токи, стремящиеся взад и вперед внутри него, становились все быстрее, все больше переплетались. Ярче становились краски. Теперь уже можно было различить красные и лиловатые прожилки, тончайшие сверкающие белые линии и бледно-кремовые полосы. И во всех этих движениях появился какой-то порядок.
Да ведь это кости, нервы и кровеносные сосуды выбираются из водоворота и устремляются по своим местам, внутренне ахнув, подумал мистер Парэм. Возможно ли? Почему он всем существом чувствует, что перед ним живая ткань? Потому что в ней колоссальная сила убеждения. Пока он всматривался и изумлялся, внутреннее движение эманации стало видно смутно. Словно какая-то пленка затягивала ее. Отчего тускнеют эти водовороты эманации? Да ведь эту бурлящую массу затягивает непрозрачная кожа. Масса становится все менее и менее прозрачной и наконец превращается в непрозрачное тело. Мистер Парэм был так захвачен происходящим, его собственные нервы и сосуды так дрожали от напряжения, словно это его самого творили у него на глазах.
Масса стала приобретать более определенные очертания, знакомые формы. Сперва стало вырисовываться смутное подобие головы и плеч. Почти тотчас определилось лицо, все еще чуть просвечивающая маска, потом волосы, уши — и вот уже вся голова и плечи как бы восстали из груди изнемогшего медиума; то была верхняя половина странного существа, нижние конечности которого еще оставались жидкими и смутно видимыми. Холодное, красивое лицо с твердым ртом и слегка презрительным взглядом смотрело на присутствующих.
И, однако, странное дело, лицо это было очень знакомо мистеру Парэму.
— Нет, это выше моего понимания, — произнес сэр Тайтус.
— Ничего подобного я не ожидал, — сказал Хируорд Джексон.
Мистер Парэм был всецело поглощен видением, так необычайно похожим на него самого. Сэр Басен на сей раз был даже не в силах вымолвить свое «поди ты».
Еще минута, а может быть, еще полчаса, и пришелец был сотворен. Он был одного роста с медиумом, тоньше и выше Наполеона, но отмечен печатью той же байронической красоты. На нем была белая шелковая рубашка с открытым воротом, штаны до колен, светло-серые носки и туфли. От него, казалось, исходило сияние. Он сделал шаг вперед, а Уильямс, словно пустой мешок, свалился со стула и лежал всеми забытый.
— Зажгите свет, — произнес твердый, ясный, мелодичный и ровный голос и умолк, выжидая, пока его приказание будет исполнено.
И тут стало ясно, что сэр Тайтус заранее приготовил сюрприз. Он наклонился со стула, тронул кнопку на полу, и в комнате ярко вспыхнули десятка два электрических лампочек. Когда тьма сменилась светом, все увидели его согнутую фигуру, и сразу же он снова распрямился и сел. На его мертвенно-бледном лице был написан ужас; высокий лоб сморщился, собрался в тысячи складок. Никогда еще скептик не был так посрамлен, никогда еще неверующий не был так внезапно обращен. Высокий гость улыбнулся его смятению и кивнул. Подле сэра Тайтуса застыл Хируорд Джексон, пораженный изумлением и восторгом. Сэр Басси тоже вскочил. Всегдашней отчужденности как не бывало. Никогда еще мистер Парэм не замечал в нем такого живого интереса.
— Несколько лет искал я путь в этот мир, — сказал гость. — Ибо я нужен ему.
В тишине несмело прозвучал голос Хируорда Джексона:
— Ты явился из иного мира?
— С Марса.
Все растерянно молчали.
— Я к вам явился с алой планеты, с планеты крови и мужества, — сказал гость, и минуту в комнате царило напряженное ожидание. Потом он вновь заговорил.
— Я Владыка Дух, я испытую и очищаю людские души. Я дух человечества, дух власти и порядка. Вот почему я пришел к вам с подвластной мне суровой планеты. Мир ваш погружается во тьму и хаос, его разъедают сомнения, он предается ложным исканиям, духовному разврату, он вял и бессилен, он уклоняется от борьбы, он развращен изобилием, доставшимся без труда, безопасностью, не требующей бдительности. Ему не хватает сильной руки. Те же, кто мог бы взять его в руки, не сумели возвысить голос. Туманные и бессмысленные мечты о всеобщем мире искушают сердца людей и ослабляют их волю. Жизнь есть борьба. Жизнь есть напряжение всех сил. Я пришел пробудить в людях забытое ими сознание долга. Я принес не мир, но меч. Не впервые пересекаю я межпланетную бездну. Я несу духовное обновление, исцеляю души людские. Я огненный стяг. Мною жива история. Я вселялся в Саргона, в Александра, в Чингис-хана, в Наполеона. И вот я среди вас, отныне вы мое орудие, мои слуги. На сей раз избранный мною народ — англичане. Настал их час. Ибо, хоть они и не умеют выразить себя, они все еще великий народ, достойный удивления. Я пришел в Англию, которая трепещет на грани падения, пришел возвысить ее, и спасти, и вернуть ее на путь силы, и славы, и господства.