Джерси, май 1853
Дни вроде наших — сток истории, клоака.
И там как раз накрыт, сверкающий из мрака,
Стол для таких, как вы, ликующих обжор.
Пока в других местах — нагие, на позор —
Агонизируют, в спокойствии небесном,
Сократ на площади, Христос на древе крестном,
Гус на своем костре, Колумб в своих цепях,
А человечество не смеет, всё в слезах,
Приблизиться к своим терзаемым пророкам, —
Мы видим: властвует, века смеясь над роком,
Средь вин и кушаний, под струнный перелив,
На ложах пурпурных о склепах позабыв,
В работе челюстей свирепых и тяжелых,
Ужасен, счастлив, пьян, в венцах и ореолах,
Гурт омерзительный сатрапов и владык.
Гремит их пение и хохот; гнусный лик
Венчают женщины, сплетя гирляндой розы;
Их сладострастие изобретает позы;
Псам и народу кость порой швырнув под стул,
Все стадо боровов и скопище акул —
Все принцы грязные, обжоры-камергеры,
Маркизы-брюхачи — едят и пьют без меры.
Чревоугодье здесь единственный закон,
Чей жрец Камбасерес, как был — Тримальхион.
Джерси, февраль 1853
XIV
ПО ПОВОДУ ЗАКОНА ФЕДЕРА
И конституция и хартия — то грот,
Что прорубил для нас, долбя гранит, народ
В дни революции, чтобы, достигнув цели,
Доверить радостно надежной цитадели
Права, плоды побед, отнявших столько сил,
Успехи, доблесть, честь; потом он поместил
На страже тех богатств в пещере горделивой,
Как зверя красного, свободу с львиной гривой.
Народ, вернувшийся к своим простым трудам,
Выходит в поле вновь и, радуясь правам,
Почиет мирным сном на славных датах, скромный,
О татях позабыв, что рыщут ночью темной.
Однажды на заре, проснувшись, он спешит
Взглянуть на этот храм, где власть свою хранит.
Увы! Священный грот стал конурой. Не чудо ль?
Он поместил в нем льва — в ней оказался пудель.
Джерси, декабрь 1852
Гармодий
Взошла Венера. Ночь близка.
Меч
Пора, Гармодий.
Придорожный столб
Тиран пройдет.
Гармодий
Уйду: озяб.
Могила
Служи свободе.
Гармодий
Кто ты?
Могила
Я — склеп. Решай! Казни или умри.
Корабль на горизонте
А я — пловучий склеп: изгнанники внутри.
Меч
Дождемся деспота.
Гармодий.
Я зябну: ветер.
Ветер
Мчу я
С собою голоса. Я разношу, кочуя,
Стенанья изгнанных — замученных, больных,
Плач тех, кто, без угла, без хлеба, без родных,
Ждет смерти — взорами ища родного края.
Голос в пространстве
Встань, Немезида, встань! И отомсти, карая.
Меч
Пора. Сгустился мрак. Удобный миг лови.
Земля
Я трупами полна.
Море
Я рдею, всё в крови:
Ручьи не раз еще убитых мне доставят.
Земля
Из мертвых каплет кровь, когда убийцу славят.
Он по земле шагнет, — я чувствую: во мне
Они шевелятся тревожно в глубине.
Каторжник
Я каторжник — вот цепь; ведь я злодей по сути;
Увы! Я узнику не отказал в приюте
Бежавшему: он был и добр, и слаб, и сед.
Меч
Но в сердце не коли, дашь промах: сердца нет.
Закон
Я был — закон. Я — тень. Я им убит.
Справедливость
Меня же
Из храма выгнал он на площадь — для продажи.
Птицы
Весь воздух отнял он у неба; мчимся прочь.
Свобода
Я с вами. — О страна, где воцарилась ночь,
Прощай, Эллада.
Вор
Нет! Нам деспот ваш по нраву.
Ему судья и жрец поют совместно славу;
Крик одобрения он слышит здесь и там;
И, значит, ближе он не к честным, а к ворам.
Присяга
О боги, навсегда замкните речь и слово!
Доверье умерло в любой душе суровой.
Лгут люди. Солнце лжет. И небо лжет. Сильней
Задуй, полночный вихрь! Развей, развей, развей
Добро и честь! Развей; химеры нет нелепей.
Родина
Сын мой! Тебе я мать! На мне, ты видишь, цепи!
И руки я к тебе простерла из тюрьмы!
Гармодий
Как! Заколоть его у дома, в недрах тьмы?
Под небом гробовым, пред морем беспредельным?
Ударом поразить внезапным и смертельным
Пред Бесконечностью, в глубинах Темноты?
Совесть
Такого заколоть спокойно можешь ты.