Она достает из сумочки портсигар и закуривает.
— Мне нечего рассказать о Милее, — начинает она немного погодя, спокойным голосом. — Он меня не интересует. Я же вам это говорила…
— Я считал, что у вас к нему свои счеты, поэтому вы и пришли ко мне.
— Нет, мне не нужна посторонняя помощь, чтобы свести счеты с Милсом. Я могу уничтожить эту паршивую маленькую тварь, когда захочу.
— Очень хорошо. Что ж, раз не будем говорить о Милее, поговорим о вас. — Я сворачиваю налево и направляюсь к Океан-бульвару. — Что скрываете вы, мисс, за печалью ваших глаз?
Она делает непроизвольный жест, но ничего не произносит.
— Ну, не будьте же такой скрытной, — я бросаю взгляд на выдвинутый вперед подбородок. — Скажите же что-нибудь. Я умираю от любопытства. Вы появились неизвестно откуда и обращаетесь со мной, как с другом детства. Кроме того, вы занимаетесь моим делом, которое, как вы утверждаете, вас совершенно не интересует. Что кроется за всем этим? Кто вы?
— Это нетрудно, — говорит она с легким смехом. — Я никто. Все, что во мне есть хорошего, — это внешность. Остальное… У меня было необычное детство. Мой отец выпрашивал милостыню у людей, стоявших в очереди перед бюро найма театра варьете в Нью-Йорке. Он набирал до десяти долларов в день. Когда я кончила школу и мне было лет двенадцать, я взяла каскетку и пошла вдоль очереди за милостыней. Уже тогда мужчины обращали на меня внимание, предлагая двадцать долларов…
Моя мать сбежала с каким-то продавцом, когда мне было три года, и я ее не осуждаю. Нелегко быть замужем за таким кретином, как мой отец. Но для меня он был примерным отцом, и ничего плохого о нем я сказать не могу. Он не щадил сил, чтобы мне хорошо жилось. Самое забавное, что я могла достаточно легко получить все, чтобы нам хватило на двоих, но он не хотел этого. Возможно, он считал, что я достойна лучшей участи…
— Зажгите мне сигарету, — попросил я, — и передохните. Что-то мне не особенно хочется слушать дальше…
Она принялась смеяться.
— Никто бы этого не хотел, но вы просили меня, и я пойду до конца. Мой отец умер, когда мне было пятнадцать лет. С этого времени я научилась хорошо защищаться. Я не могу сказать, что мой путь был усыпан розами и что я смеялась, как ребенок, но, во всяком случае, я жила неплохо. — Она закурила сигарету и вставила мне в губы. — Теперь слушайте: если вы не хотите, чтобы я вас возненавидела, не предлагайте денег, потому что я их возьму. А я боюсь людей, предлагающих деньги.
— Тогда зачем же их брать?
— Из суеверия. Отказываясь от двадцати долларов, я боюсь потерять один.
— Во всяком случае, у меня их недостаточно, чтобы удовлетворить вас, — успокаиваю я ее, вглядываясь во мрак ночи. — Если вы попробуете вырвать что-либо у меня, дорогая, вы плохо кончите.
— Не будьте идиотом, — агрессивным тоном начинает она. — Я ничего от вас не жду. Я всегда могу получить немного денег, если захочу. Я умею играть в покер и всегда заработаю себе на жизнь, отправившись на ночь в «Звезду». Мой отец, бедный дурак, и мечтать не мог заработать столько. Теперь о другом: никогда не играйте со мной в карты, я не могу удержаться от плутовства и обдеру вас, как липку.
— Вы странно рекомендуете себя, — замечаю я. — Почему?
— Вы же сами просили рассказать, что скрывается за печалью моих глаз, вот я и рассказываю…
— Должен отметить, вы себя не приукрасили…
Она смотрит на меня. Свет от щитка с приборами едва освещает ее лицо.
— Я хочу сделать вам одно предложение, — наконец говорит она. — Если бы вы дали мне кровать в вашей маленькой хижине…
— Не понял…
— Я предлагаю жить вместе. Я думаю о тех двух комнатах, которые нанимаю, и в которых даже свинье было бы противно.
— У меня только одна кровать, — замечаю я.
— Не огорчайтесь. Будь я на вашем месте, я не пожалела бы об этом, — со смехом говорит она. — Но, как я понимаю, вы не хотите меня?
— Что-то вроде этого… Я привык жить один, и мне дорога моя свобода. Не стоит обижаться!
— Как страшно! — восклицает она, и в первый раз за вечер я вижу ее по-настоящему задетой. — Это моя ошибка. Я всегда ищу комбинацию, чтобы меньше платить. Я согласна спать с парнем, только бы не платить за помещение. Это моя ошибка. Забудем об этом.
— Решено! Мне хочется узнать, настолько ли вы тверды, как хотите показаться…
Я решил поймать ее на слове. Нажимаю на тормоза и ставлю машину на край дороги. Потом поворачиваюсь к своей пассажирке и смотрю на нее.
— Никогда не откладывай на завтра… — говорю я. — В последний раз, когда я упустил возможность, меня преследовали кошмары. Постараюсь, чтобы это больше не повторилось.
Я обнимаю ее и притягиваю к себе. Она не сопротивляется и насмешливо смотрит на меня.
— Вы не хотите жить со мной, но не прочь остановить машину…
— Не будем говорить на эту тему…
Она прекрасна, и когда мои губы касаются ее губ, она с легким вздохом прижимается ко мне. Мы замираем на долгую минуту. Целуя ее, я забываю обо всем… Забвение наше прервано встречной машиной, которая так сильно просигналила, что я подскочил от неожиданности. Придя в себя, вытираю губы носовым платком и ставлю ногу на акселератор.
— В тот день, когда пойдет дождь, напомните мне, что вы моя должница…
Глава 4
«Звезда» выстроена на земле, принадлежащей ее хозяину. К ней ведет аллея, заканчивающаяся решеткой. Здесь пасутся два сторожевых пса. Заметив сидящую рядом со мной мисс Болус, они тотчас пропускают нас, поприветствовав ее как старую знакомую и не обратив на меня ровно никакого внимания.
Мы подъезжаем к ярко освещенному строению, на крыше которого сверкает звезда. Входная дверь, богато отделанная бронзой, красный ковер, спускающийся по ступенькам… Портье, который открыл нам дверь, одет в роскошную униформу. На девице в гардеробе юбка, из которой едва получился бы носовой платок. Вместе с номерком она дарит мне улыбку. Мисс Болус сообщает, что ей нужно в дамскую комнату, и просит подождать ее. Я не успеваю ничего ответить, как она исчезает, оставив меня в роскошном интерьере, от богатства которого мне становится не по себе. Но я быстро с этим справляюсь.
Тощий тип с лошадиной головой и пуговицами вместо глаз пробирается сквозь толпу, стоящую у дверей. По тому, как он сверлит меня взглядом, чувствую, что он хочет со мной поговорить. Глядя на его куцый смокинг, я определяю, что это служащий заведения, который следит за порядком. И не ошибаюсь.
— Вы кого-нибудь ищете?
У него такой голос, что им можно щелкать орехи.
— Нет. А разве кто-нибудь потерялся?
Он проводит языком по своим тонким губам.
— Вы кого-нибудь ждете?
— Там, — я указываю пальцем в сторону дамской комнаты. — Она должна появиться с минуты на минуту… надеюсь.
Он становится менее суров, но ненамного.
— Мы обязаны проверять всех незнакомых, — говорит он менее агрессивным тоном. — Здесь не любят новичков. Никого, кроме членов клуба и, конечно, их друзей. Есть типы, которым здесь не место, и боюсь, вы из их числа.
— Мне тоже иногда не удается раскусить человека с первого взгляда, — мирно говорю я.
Он почесывает себе щеки, не переставая пристально рассматривать меня. Безусловно, моя особа не внушает ему доверия.
— А… как зовут вашу даму?
— Мисс Болус.
— Ах, она! — восклицает он своим щелкающим голосом, моментально теряя ко мне интерес. У него такая физиономия, как будто он проглотил лимон. Разрешив все свои сомнения, он уходит играть роль великого инквизитора по отношению к другим парням, которые только что вошли и бросают вокруг беспомощные взгляды.
Появляется мисс Болус. Я спрашиваю, указывая на «инквизитора»:
— Кто эта зебра с огуречной головой?
— Гит. Один из телохранителей Бенвистера. Очень обходителен, и никто не ожидает от него пакостей.
— Похоже, он не носит ваш светлый образ в своем сердце. Когда я сказал, что пришел с вами, у него был очень кислый вид.