Прежде чем Тигровая Кошка, удивленный словами дона Педро, свидетельствовавшими о том, что он раскусил его обман, снова обрел обычное хладнокровие, мексиканец пришпорил лошадь и поскакал догонять своих спутников. Старик оставался неподвижен, глядя вслед путешественникам, пока те не скрылись в лесу. Тогда он медленно зашагал к теокали, глухо бормоча себе под нос:
— Неужели он догадался? Нет, это невозможно. Однако он заподозрил неладное. Видно, я в чем-то допустил оплошность.
Между тем путешественники въехали в лес, следуя за Каменным Сердцем, ехавшим чуть впереди, опустив голову, и, по-видимому, в мрачном раздумье.
Они ехали уже около двух часов в полном молчании. Охотник словно был сам по себе и совершенно не замечал тех, кому он служил проводником. Он даже ни разу не повернул головы, чтобы удостовериться, что они следуют за ним. Такое поведение Каменного Сердца не очень удивляло дона Педро, который, судя по тому, как тот вел себя накануне, мог ожидать любых неожиданностей. Однако он был оскорблен нарочитой холодностью и равнодушием этого человека, и поэтому не делал никаких попыток заговорить с ним в надежде на обходительность и расположение с его стороны.
Ближе к полудню путешественники выехали на прогалину, довольно обширную, в центре которой из расселины в скале, возвышавшейся в виде пирамиды, бил фонтанчик чистой и прозрачной, как хрусталь, воды. Прогалина эта, осененная пустыми сводами гигантских деревьев, росшими по ее краям, являла собой превосходное место для отдыха усталых путешественников.
— Мы переждем здесь, пока спадет самая жара, — сказал проводник. И это были первые слова, произнесенные им за все время пути.
— Хорошо, — улыбнулся дон Педро. — Лучшего места просто не придумаешь.
— На одном из мулов навьючена провизия. Вы можете распоряжаться ею. Она взята для вас, — сказал охотник.
— А вы разве не закусите с нами? — спросил дон Педро.
— Я не голоден, не беспокойтесь. Я должен заняться делом.
Считая бесполезным настаивать, дон Педро спешился, потом снял дочь с лошади. На лошадей надели путы и стали готовиться к отдыху.
Каменное Сердце молча помог пеонам снять с мула провизию и, разложив ее пред доном Педро и его дочерью, быстро удалился в лес.
— Странный человек! — прошептал управляющий, с удовольствием приступая к трапезе.
— Его поведение совершенно непонятно, — согласился дон Педро.
— Несмотря на его резкие выходки, он кажется мне добрым, — кротко заметила донна Гермоза. — До сих пор он вел себя с нами безукоризненно.
— Это так, — согласился дон Педро, — однако он выказывает холодность, которая, признаюсь, невольно меня тревожит.
— Мы не можем дурно думать о человеке, который до сих пор делал нам только добро, — возразила девушка с некоторой горячностью. — Мы обязаны ему жизнью, особенно я. Он спас меня от неминуемой смерти.
— Это правда, и все-таки это трудно согласуется с его поведением.
— Вовсе нет, папа, этот человек привык жить среди индейцев и невольно перенял их молчаливость и сдержанность. То, что вам кажется холодностью, вероятно, всего лишь робость с людьми, с которыми он не привык общаться и с которыми, не зная наших обычаев, он не умеет говорить.
— Вероятно, ты права, дитя мое, однако мне хотелось бы удостовериться в этом, и я не расстанусь с ним, не заставив его разговориться.
— Зачем его мучить, папа? Мы можем требовать от него только того, чтобы он проводил нас до асиенды. Предоставим же ему действовать по своему усмотрению, если только он исполнит данное нам обещание.
— Да, сеньорита, — возразил управляющий, — но согласитесь, что мы окажемся в весьма затруднительном положении, если ему вздумается покинуть нас и не вернуться.
— Это предположение невероятно, Лючиано. Его лошадь пасется с нашими. И потом, что может заставить его решиться на такую гнусную измену?
— Этот человек, несмотря на белизну его кожи, скорее индеец, чем белый, а я, сеньорита, не доверяю краснокожим.
— Притом, — согласился с доном Лючиано дон Педро, — я не понимаю, что побудило его бросить нас одних и уйти в лес.