— Дон Торрибио Квирога. Я его знаю, — перебил Эстебан.
— Когда так, тем лучше. Этот человек, очень почтенный, впрочем, по какой-то странной случайности мой враг.
— Как жаль!
— Не правда ли? Что же делать? Он так враждебно настроен ко мне, что уже четыре раза пытался меня убить, подговорив разбойников.
— Попытки его оказались тщетными, сеньор дон Фернандо.
— Я тоже так считаю, поскольку хочется покончить с этим, я решился предложить ему выход из этого затруднительного для него положения.
— Это будет поступком истинного кабальеро.
— Я понимаю, как он должен беспокоиться. Я был бы рад, если бы вы согласились быть свидетелем сделки, которую я намерен ему предложить.
— С удовольствием, кабальеро.
— Очень вам благодарен и буду рад отплатить вам тем же. Но вот и тот, о ком мы говорили.
Действительно, дон Торрибио Квирога был уже совсем близко.
— О, я не ошибаюсь! — воскликнул он с напускной веселостью. — Я имею удовольствие встретиться с моим любезным приятелем доном Фернандо Каррилем.
— Это я самый, любезный друг, и так же, как вы, рад этой случайной встрече, — ответил дон Фернандо, поклонившись.
— Если уж я вас встретил, то не отпущу, мы вместе доедем до президио.
— Я этого желал бы, дон Торрибио, но прежде, если позволите, я скажу вам несколько слов, которые, может быть, воспрепятствуют исполнению вашего желания.
— Говорите, говорите, любезный сеньор. Вы можете сказать лишь то, что мне очень приятно будет выслушать в присутствии приятеля Эстебана.
— Дон Фернандо действительно просил меня остаться, чтобы присутствовать при вашем разговоре, — ответил молодой человек.
— Прекрасно. Говорите же, любезный сеньор.
— Не сойти ли нам с лошадей, сеньоры? — сказал дон Эстебан. — Кажется, разговор предстоит продолжительный.
— Совершенно верно, кабальеро, — ответил дон Фернандо. — Здесь неподалеку грот, где нам будет очень удобно разговаривать.
— Пойдемте туда как можно скорее, — с улыбкой изъявил свою готовность дон Торрибио.
Три всадника сошли с дороги и, повернув вправо, направились к небольшому лесочку. Если бы кто-нибудь увидел их, идущими рядом, улыбающихся и весело беседующих между собой, непременно принял бы их за давних приятелей. Между тем в действительности, как скоро увидит читатель, все было совсем не так.
Вскоре они достигли леса и сразу же увидели грот, о котором говорил дон Фернандо. Грот этот походил на невысокий холм и был довольно узкий. Покрытый зеленью снаружи и внутри, он представлял собой идеальное место отдохновения во время дневного зноя.
Всадники сошли с лошадей, сняли с них узду и вошли в грот, наслаждаясь царившей здесь прохладой, чему способствовала также тонкая струя воды, сбегавшая по стенке грота с меланхоличным журчанием. Они бросили одеяла на землю и, спокойно растянувшись на них, закурили.
Первым заговорил Торрибио:
— Как я вам признателен, дон Фернандо, что вы вспомнили об этом восхитительном убежище. Теперь, если вам угодно объясниться, я выслушаю вас с чрезвычайным удовольствием.
— Сеньор дон Торрибио Квирога, — заговорил дон Фернандо. — Меня, право, смущает ваша любезность, и если бы я не был самым неумолимым вашим врагом, Бог мне свидетель, я был бы самым искренним вашим другом.
— Ах, судьба рассудила иначе! — со вздохом изрек дон Торрибио.
— Знаю, любезный сеньор, и искренне сожалею.
— Не более меня, клянусь вам.
— Наконец, если уж на то пошло, мы оба должны покориться судьбе.
— Ах! Я стараюсь, любезный сеньор.
— Я это знаю и потому ради ваших интересов, равно как и моих, я решил положить этому конец.
— Я не вижу, каким образом этого можно достигнуть, если только один из нас не согласится умереть.
— Эта ненависть должна была уже обойтись вам в кругленькую сумму.
— Четыреста пиастров, которые украли у меня плуты, потому что вы до сих пор живы, и, не считая двухсот других, которые я намерен предложить сегодня одному пикаро, поклявшемуся, что непременно убьет вас.
— Весьма сожалею. Если так будет продолжаться, вы в конце концов разоритесь.
Дон Торрибио ничего не ответил и только вздохнул Дон Фернандо между тем продолжал, бросая потухшую пахитоску и готовясь закурить другую:
— В свою очередь, любезный сеньор, я вам признаюсь, что несмотря на редкостную неспособность людей, нанимаемых вами, мне начинает надоедать служить им мишенью именно тогда, когда я менее всего об этом думаю.