Старый слуга, вероятно успокоенный этими словами, вышел, не говоря ни слова, и через минуту ввел человека лет тридцати в полковничьем мундире аргентинской армии. При виде этого человека дон Гусман широко улыбнулся и, сделав несколько шагов навстречу, сказал:
— Добро пожаловать, полковник Педроза, хотя время немножко позднее для визита, я тем не менее рад вас видеть, сделайте одолжение, садитесь. — Он придвинул полковнику кресло.
— Вы меня извините, когда узнаете причину, которая привела меня к вам, — ответил полковник изысканно вежливо.
Диего, повинуясь, хотя и неохотно, повторенному господином знаку, скромно удалился. Сидя напротив, гость и хозяин с нарочитым вниманием несколько минут рассматривали друг друга, как два дуэлянта, готовых к сражению.
Дону Бернардо Педроза было лет двадцать восемь. Красивый и стройный молодой человек с благородными изящными манерами. Овальное лицо, большие черные глаза, как магнитом, притягивали собеседника, прямой нос красивого абриса, рот с затаившейся в уголках его усмешкой, черные усы, широкий лоб, лицо, слегка тронутое загаром, все это придавало его лицу, обрамленному шелковистыми кудрями великолепных черных волос, несмотря на несомненную красоту черт, надменное, властное выражение, внушавшее инстинктивное отвращение. Изящные руки в лайковых перчатках и ноги в лакированных сапогах также свидетельствовали о его знатном происхождении.
Вот как выглядел человек, который почти в одиннадцать часов вечера явился к дону Гусману де-Рибейра и настоял, чтобы его приняли под предлогом, что он желает сообщить нечто важное. Что же касается нравственности этого человека, то это в полной мере обнаружится по ходу повествования. Поэтому сейчас не станем, на этом задерживаться.
Между тем молчание грозило продолжаться бесконечно.
— Я жду, кабальеро, — сказал дон Гусман, вежливо по клонившись, — чтобы вы соблаговолили объясниться. Уже поздно.
— А вам хотелось бы поскорее избавиться от меня, — перебил его полковник с сардонической улыбкой. — Вы это хотите дать мне понять, кабальеро?
— Я стараюсь всегда говорить внятно и откровенно, сеньор дон полковник. Нет никакой надобности истолковывать их иначе.
Сумрачные черты дона Бернардо прояснились, и он сказал добродушным тоном:
— Послушайте, дон Гусман, отложим в сторону всякое препирательство. Я желаю быть вам полезным.
— Мне? — воскликнул дон Гусман с иронической улыбкой. — Вы уверены в этом, дон Бернардо?
— Если мы будем продолжать в этом же духе, кабальеро, мы ничего не достигнем, кроме взаимного раздражения, и не сможем понять друг друга.
— Ах, полковник, мы живем в странное время, вы это знаете лучше меня, когда самые невинные поступки считаются преступлением, когда нельзя сделать шага или произнести слова, не опасаясь возбудить подозрения недоверчивого правительства. Как же я могу верить тому, что вы мне сейчас говорите, когда ваше прежнее ко мне отношение было сугубо враждебным!
— Позвольте мне не входить в подробности относительно моих прежних действий, кабальеро. Надеюсь, настанет день, когда вы сможете судить обо мне по справедливости. Сейчас же я желаю только одного — чтобы вы правильно расценили мой поступок.
— Если так, соблаговолите объясниться яснее, чтобы я правильно истолковал ваше намерение.
— Хорошо, кабальеро, я только что из Палермо.
— Из Палермо? А! — сказал дон Гусман, содрогнувшись.
— Да. А знаете ли, чем занимались сегодня в Палермо?
— Нет. Признаюсь, я мало интересуюсь, чем занимается диктатор. Танцевали и смеялись, я полагаю.
— Да, действительно, танцевали и смеялись, дон Гусман.
— Я не думаю, что я такой искусный провидец, — отвечал дон Гусман с притворным простодушием.
— Вы угадали лишь отчасти, что там происходило.
— Черт побери! Вы разжигаете мое любопытство. Я не представляю себе, чем может заниматься превосходительнейший генерал, когда он не танцует. Разве что подписывает приказы арестовать подозрительных людей? Превосходительнейший генерал отличается таким горячим усердием!
— На сей раз вы угадали, — ответил вполне серьезно полковник, по-видимому не уловив ироничной нотки в словах собеседника.
— А среди этих приказов, вероятно, находился один, касающийся меня?..
— Именно, — ответил дон Бернардо с очаровательной улыбкой.
— Все ясно, — продолжал дон Гусман, — значит, вам поручили исполнить этот приказ.
— Да, кабальеро, — холодно ответил полковник.
— Я готов биться об заклад, этот приказ предписывает вам…