— Спокойной ночи, — сказал он.
— Спокойной ночи.
— Пошли, Глэдис, — твердо произнесла Пегги. И Глэдис пошла.
Макси присел на кровать и промокнул салфеткой лоб. Его немного качало. Он не привык к посетителям.
2Он закурил трубку и только присел прочитать черновой вариант, когда в дверь опять постучали. На этот раз он действовал быстро, поскольку находился в том состоянии, когда реагируешь на малейший шорох.
— Входите, — крикнул он. Это была Пегги.
Увидев ее, он вскочил на ноги.
— Не хотите ли… — начал он, выдвигая кресло.
Она подошла и элегантно присела на краешек стола. На ней уже не было той шляпки, и Макси должен был признать, что эта перемена — к лучшему.
— Да ничего, я здесь присяду, — ответила она. — Я думала, надо зайти, извиниться за Глэдис. Это на нее так жара плохо действует.
— Да, жарко, — подтвердил Макси.
— И вы заметили? Великолепно! Дедукция, достойная Шерлока Холмса! Она при вас застрелиться не пробовала?
— Господи, что вы!
— Она уже пыталась однажды, но я стащила у нее пистолет, а достать другой не хватило сообразительности. Она хорошая девушка, но иногда на нее находит. Когда погода жаркая. — Она окинула взором комнату и остановила его на Макси. — Как вы сказали, вас зовут?
— Максвел Резерфорд.
— Да ну! С таким прозванием непросто, а? Попробуем немного урезать. Подло называть беззащитное создание таким именем. Как это? Резерфорд? Да, не позавидуешь! А других имен у вас случайно нет? Том или Чарли или что-нибудь в этом духе?
— Боюсь, что нет. Ее глаза опять остановились на нем.
— Я буду звать вас Джордж.
— Спасибо, очень приятно.
— Значит, Джордж? А вы меня зовите Пегги. Пегги Нортон, если уж точно.
— Спасибо, с удовольствием.
— А вы случайно не англичанин? — спросила она.
— А как вы догадались?
— Уж больно вежливый. Все эти «спасибо»… Нет, я не против…
— Спасибо… ой, прошу прощения. Я хотел сказать: «Хорошо, Пегги».
Она с любопытством посмотрела на него.
— Как вам Нью-Йорк?
— Замечательный… по вечерам.
— На Кони-Айленде были?
— Нет еще.
— Я так и думала. А чем здесь занимаетесь?
— Чем занимаюсь?
— Джордж! Прекратите повторять вслед за мной! Мы не водевиль репетируем. Чем вы занимаетесь? Когда ваш босс дает конверт, что он имеет в виду?
— Я — в банке.
— Вам это нравится?
— Ну, нет!
— А почему тогда не уйти?
— Не могу себе этого позволить. Платят, правда, мало, но все же…
— А почему вы не спите в такой поздний час? Работой завалили?
— Нет. Они, конечно, рады бы, но пока не могут. Я пишу.
— Пишете? Вы не против, что я вас немного поспрашивала? Если не нравится, перейду на погоду.
— Ни в малейшей степени! Пожалуйста, пожалуйста, спрашивайте, сколько хотите!
— Джордж, ни у кого уже нет сомнений, что вы англичанин. У нас здесь слишком мало времени, чтобы так изъясняться. Если бы вы просто сказали: «Валяй», мне бы вполне хватило. Ничего, что я вас немного поучаю, Джордж? Это для вашей же пользы.
— Валяй, — ухмыльнулся Макси. Она одобрительно улыбнулась.
— Так-то лучше. А ты способный ученик! О чем это мы беседовали, перед тем как свернуть на образовательные рельсы? Вспомнила! Ты говорил, что пишешь. А что именно?
— Рассказ.
— Для газеты?
— Для журнала.
— Ого! Одна из тех историй, где герой спасает прекрасную Девушку?
— Приблизительно.
В ее глазах вспыхнул новый интерес.
— Вот те на! Кто бы мог подумать! Прям, как знаменитость какая-то! Тебе надо табличку на дверь повесить! А выглядишь совсем по-простому.
— Спасибо…
— Да нет, Джордж, я имела в виду манеру. А выглядишь ты неплохо, глаза у тебя добрые.
— Спасибо.
— И нос ничего.
— Спасибо.
— И волосы очень приятные.
— Весьма благодарен.
Она молча посмотрела на него, потом весело фыркнула:
— Так ты говоришь, тебе не нравится в банке?
— Совершенно.
— И ты бы взялся за что-нибудь другое?
— Разумеется.
— Так почему ты не идешь в музей? Давно бы сделал состояние! Ты же самая настоящая божья овечка! Был бы у них редчайшим экспонатом! Тебе девушка поет про глаза, нос там, волосы, а ты стоишь и блеешь «Спасибо!»
Резерфорд кивнул головой и улыбнулся.
— Прошу прощения. Тупость — наша национальная черта.
— Оно и видно.
— Теперь, когда ты знаешь все обо мне, расскажи немного о себе, — попросил он. — Что ты делаешь, когда не скрашиваешь ужасные вечера одиноким клеркам?
— Угадай с трех раз.