На свете есть мало вещей, столь же приятных, как их ожидание. Каникулы Салли оказались исключением из правила. Это был дивный месяц блаженного счастья. Она неспешно кочевала по французским городам, пока, наконец, не осела в Ровиле, который покорил ее голубым небом, белоснежными отелями вдоль набережной, казино и всеобщим ликованием. Она осталась бы в этом городке надолго, однако тут раздался зов родины. Джеральд писал ей, что пьесу решено играть сначала в Детройте, а уж потом в Нью-Йорке, и премьера состоится вот-вот, так что если она хочет попасть на нее, ей нужно срочно возвращаться. До обидного отрывочное и торопливое послание занятого человека: однако оставить его без внимания Салли не могла и уезжала из Ровиля завтра.
Однако сегодняшний день принадлежал ей, и она умиротворенно разглядывала купальщиков, наслаждаясь непривычным для нее бездельем: знай себе грейся на солнышке да слушай едва различимый плеск волн.
Тем не менее был здесь и недостаток — с утра на пляже ее всякий раз клонило в сон, а спать сразу после завтрака — признак деградации, даже если вы на отдыхе. Поэтому обычно Салли решительно противилась искушению. Однако сегодня солнце светило особенно жарко, а волны шептали особенно вкрадчиво, так что она почти задремала, когда Рядом раздались голоса. Разговоров на пляже было много, и вблизи и поодаль, однако на этот раз беседа велась по-английски, что в Ровиле редкость, и знакомые звуки вернули Салли из страны грез. В нескольких метрах от нее на песке сидели двое.
С самого начала своего путешествия Салли развлекалась, наблюдая за незнакомцами, которые по воле случая оказывались у нее на пути. Она пыталась снабдить их характерами и профессиями. Интуиция почти всегда ее подводила, однако это не смущало Салли. Вот и теперь она искоса оглядела двух мужчин.
Первый, высокий брюнет с аккуратным сжатым ртом и довольно высокими скулами, что придавало ему какой-то зловещий вид, ей не понравился. Он был из тех выбритых до синевы мужчин, чья жизнь — вечная борьба с непокорной щетиной. Вне всякого сомнения, он брился дважды день и уж точно не терял самообладания, даже если порежется. Салли могла вообразить себе, как он гадко улыбается при этом.
«Сухарь, — поставила диагноз Салли. — Мне бы не понравился. Адвокат, наверное, или что-то вроде».
Она перевела взгляд на другого и встретилась с ним глазами. С самого своего прихода он уставился на Салли. Его рот был слегка приоткрыт. Он разглядывал ее с видом человека, которому после череды разочарований на глаза, наконец, попалось что-то по-настоящему достойное внимания.
«Симпатичный», — решила Салли.
Это был крепкий молодой человек с добродушным веснушчатым лицом и такими рыжими волосами, каких Салли в жизни не видела. На квадратном подбородке был свежий порез. Салли не сомневалась, — вряд ли, когда он получил эту рану, у него достало выдержки не чертыхнуться.
«Вспыльчивый, я бы сказала, — размышляла Салли. — И отходчивый. Особым умом, кажется, не блещет, но приятный».
Она отвела глаза, немного смущенная столь восторженным взглядом.
Брюнет с неприятной ловкостью — чувствовалось, что он все делает так — прикурил сигарету, несмотря на сильный ветер, и, отбросив спичку, возобновил беседу, которая прервалась, очевидно, когда они садились.
— А как там Скримджор? — поинтересовался он.
— Э… Хорошо, — рассеянно отозвался рыжеволосый.
Салли смотрела прямо перед собой, однако чувствовала, что он по-прежнему не сводит с нее глаз.
— Не ожидал, что он здесь. Он говорил, что хочет остаться в Париже.
Возникла небольшая пауза. Салли угостила внимательного пуделя конфеткой.
— Надо же! — сказал рыжеволосый, и голос его от полноты чувств дрогнул. — В жизни не встречал такой красивой девушки!
Слова рыжего, столь откровенно заявившего миру о своей точке зрения, Салли удивили, хотя, скорее, приятно. Девушка с широкими взглядами, она посчитала их вполне обоснованными. Спутник его, напротив, был откровенно шокирован.
— Дорогой мой! — воскликнул он.
— Да ничего страшного, — успокоил его рыжий. — Она не понимает. В этом городишке никто ни слова не знает по-английски. Если бы я не вспомнил какие-то обрывки французских фраз, я бы уже с голода умер. Эта девушка, — вернулся он к теме, которая занимала все его мысли, — просто совершенство! Торжественно тебе заявляю: никогда не видел ничего подобного. Смотри, какие руки… а ножки! Такие встретишь только во Франции. Вот рот, пожалуй, чуть-чуть великоват, — нехотя признал он.
Неподвижность Салли в придачу к уверенности рыжего в лингвистической неполноценности местных жителей, кажется, успокоила брюнета. Он перевел дух. Сам он в любой ситуации старался вести себя исключительно корректно и дрогнул при мысли, что оказался рядом с тем, кто допустил оплошность. У него в глазах потемнело, когда рыжий произнес эти несколько слов.
— И все же ты бы поосторожней, — сказал он сурово.
Он оглядел Салли, на попечении которой теперь, кроме пуделя, была присоединившаяся к компании беспутная дворняга, и вернулся к загадочному Скримджору:
— Как там у Скримджора с желудком?
Однако рыжего, очевидно, мало занимал внутренний мир Скримджора.
— Ты заметил, у нее над ушами волосы как бы вьются, — сказал он. — Что? Ах да, по-прежнему, наверное.
— В какой гостинице остановился?
— В «Нормандии».
Салли, которая как раз лезла в коробку за очередной конфеткой, чуть вздрогнула. Она тоже жила в «Нормандии». Очевидно, ее поклонник приехал недавно, поскольку раньше она его в гостинице не видела.
— «Нормандия»? — Брюнет казался озадаченным. — Мне много рассказывали про Ровиль, однако о такой гостинице я не слышал. Где это?
— Небольшая лачуга около вокзала. Так себе местечко. Хотя дешево, и кормят вкусно.
Замешательство его собеседника росло.
— Чего ради Скримджор там остановился? — спросил он. Салли тоже ощутила настоятельную потребность побольше узнать об отсутствующем Скримджоре. Его имя повторялось так часто, что он стал казаться ей кем-то вроде старого приятеля.
— Уж если он в чем-то и привередлив, так это…
— Он тебе найдет как минимум одиннадцать тысяч поводов попривередничать, — неодобрительно заметил рыжий. — Старый зануда!
— Уж если он о чем-то и заботится, так это о гостинице. Сколько я его знаю, он всегда требовал лучшее. Я бы скорее подумал, что он в «Сплендиде».
Какое-то время брюнет с сомнением размышлял над этим вопросом, затем, очевидно, примирился с тем, что эксцентричность богачей следует уважать.
— Я бы хотел с ним повидаться. Спроси, не пообедает ли он со мной в «Сплендиде» сегодня вечером. Скажем, ровно в восемь.
Салли, поглощенная своими собаками, к которым присоединился белый терьер с черным пятном вокруг левого глаза, не могла видеть лицо молодого человека: однако по ответу она почувствовала, что что-то не так. В голосе его звучала наигранная беззаботность.
— Скримджор не здесь.
— А где же он?
— В Париже, наверное.
— Что?! — брюнет заговорил резко, как будто подвергал перекрестному допросу запирающегося свидетеля:
— Тогда почему ты здесь? Он что, отпустил тебя?
— Да.
— И когда ты к нему возвращаешься?
— Никогда.
— Что?!
Рыжеволосый молодой человек вовсе не выглядел затравленным:
— Вообще-то, если хочешь знать, старикашка меня позавчера уволил.
Послышалось шуршание песка: брюнет вскочил на ноги. Поглощенная разыгравшейся под боком драмой, Салли рассеянно дала пуделю конфетку, которая по праву должна была достаться терьеру. Бросив в сторону мужчин быстрый взгляд, она увидела, что брюнет стоит, видом напоминая сурового отца из мелодрамы, который собирается прогнать заблудшую дочь из дома в снег. Рыжий внешне невозмутимо рассматривал толстяка в оранжевом купальном костюме, который после шести неудачных попыток залез-таки в воду и теперь дрейфовал на манер буйка.