Выбрать главу

— Очень привлекательная девушка. Мы мило побеседовали.

— Догадываюсь, — завистливо сказал Рыжик.

— Кстати, она случайно не оставила тебе адреса?

— А что? — насторожился Рыжик. Он берег адрес Салли как коллекционер, которому удалось раздобыть уникальный экспонат, и не хотел делиться своим сокровищем.

— Видишь ли, я… Э… Я пообещал отправить ей книги, которые ей хотелось прочесть…

— Вряд ли у нее много времени, чтобы читать.

— Эти книги не издавались в Америке.

— Да там почти все издавалось. Ну, или почти все.

— А эти не издавались, — отрезал мистер Кармайл. Скрытность Рыжика начинала его раздражать. Он жалел, что не придумал историю получше.

— Давай их мне, я сам отправлю, — предложил тот.

— Да что ж такое! — возмутился мистер Кармайл. — Ты думаешь, я не в состоянии отправить несколько книг в Америку? Где она живет?

И Рыжик открыл ему номера заветной улицы и дома, который имел счастье быть пристанищем Салли. Он сделал это нехотя только потому, что от такой настырной пиявки, как кузен, ничего нельзя утаить.

— Спасибо. — Брюс Кармайл записал искомую информацию золотым карандашиком в сафьяновую книжку. Он был из тех людей, которые всегда имеют при себе карандаш и не знакомы с обратной стороной потрепанных конвертов.

Повисла пауза. Брюс Кармайл откашлялся.

— Утром я видел дядю Дональда, — наконец, сказал он. Радушия как ни бывало. В нем больше не было нужды, а Брюс Кармайл не любил тратиться попусту. Он говорил холодно, в голосе, как обычно, звенел упрек.

— Да? — Рыжик приуныл. Это был тот самый дядя, в конторе которого он начинал свою карьеру: достойный человек, пользующийся большим уважением в Национальном либеральном клубе, но так и не добившийся любви от племянника. Были у Рыжика и другие родственники, разные мелкие дядюшки и незначительные тетушки, которые все вместе составляли Семью, однако верховодил в этой организации, несомненно, дядя Дональд. По твердому убеждению Рыжика, это был не человек, а сущий нарывной пластырь.

— Он хочет с тобой поужинать сегодня у Блика.

Рыжик все глубже погружался в депрессию. Ужин в компании дяди Дональда вряд ли показался бы кому-то веселым даже в обстановке «Тысячи и одной ночи». Дядя нагнал бы тоску даже на приятелей императора Тиберия, собравшихся на Капри. Было в нем что-то. А потому ужинать с ним в заведении Блика, настоящем морге, клиентура которого не менялась последние полвека, было тяжелым испытанием. Рыжик очень сомневался, что человек из плоти и крови способен это выдержать.

— Сегодня? — спросил он. — Значит, сегодня? Ну…

— Не валяй дурака. Ты, как и я, прекрасно знаешь, что пойти придется. — Приглашения дяди Дональда в Семье считались королевскими приказами. — Если с кем-то уже Договорился, перенеси.

— Хорошо.

— Ровно в семь тридцать.

— Хорошо, — мрачно сказал Рыжик. И они разошлись. Брюс Кармайл пошел на восток, потому что в конторе в Темпле его ждали клиенты; Рыжик — на запад, потому что Брюс Кармайл пошел на восток. У кузенов было мало общего: однако, как ни странно, сейчас мысли их занимало одно и то же. Пробираясь сквозь толпу на Пиккадилли-серкус, Брюс Кармайл думал о Салли. О ней размышлял и Рыжик, который плелся к Гайд-Парку, то и дело налетая на встречных прохожих.

Рыжик был не в форме, с тех пор как вернулся в Лондон. Дни он проводил в мечтаниях, ночами мучился от бессонницы. Пожалуй, в этом мире, и без того полном разочарований, нет ничего хуже безответной любви. Она сушит человека и низводит его до уровня совершенной репы. Безответная любовь разбередила душу Рыжика. Прежде его не покидал покой. Даже финансовый крах, который изменил всю его жизнь, на деле не слишком потряс Рыжика. Характер позволял ему сносить удары жестокой фортуны с философским «Да ладно!» Теперь он на все реагировал острее. Его выводило из себя даже то, что раньше он считал неизбежным злом, — к примеру, усы дяди Дональда, которые их владелец привык за обедом использовать в качестве колючей проволоки, когда суп идет на штурм.

«Нет! — подумал Рыжик, останавливаясь напротив Девоншир Хауса. — Если он опять будет цедить суп сквозь эти свои заросли, я ткну его вилкой».

Жестокие мысли… жестокие! Они становились все безжалостней, ибо ничто не набирает силу быстрее мятежа. Бунтарские мысли охватывают душу со скоростью лесного пожара. В Рыжике уже тлела искра недовольства, и задолго до того, как он вышел к Гайд-Парку, внутри у него трещало пламя. Когда же он вернулся в свой клуб, он попросту представлял угрозу для общества, по крайней мере, для той его части, которая включала дядю Дональда, дядей Джорджа и Уильяма, а также тетушек Мери, Джеральдину и Луизу.

Пока Рыжик переодевался для предстоящего празднества в кофейне Блика, настроение его не изменилось. Скажем без утайки, Рыжик клокотал. Он угрюмо боролся с непокорным галстуком, когда поджидавшая своего часа судьба нанесла завершающий штрих. В дверь постучали, и рассыльный вручил Рыжику конверт.

Он взглянул на адрес. Конверт переслали из отеля «Нормандия». Внутри оказалась переданная с борта трансатлантического лайнера «Олимпик» радиограмма следующего содержания:

Помните зпт долой семью. С.

Рыжик тяжело плюхнулся на кровать.

Шофер такси, которое в двадцать пять минут восьмого остановилось перед входом в кофейню Блика на Стрэнде, был сражен наружностью и прекрасными манерами своего пассажира. «Решительный малый», — подумал он.

Глава V САЛЛИ ВЫСЛУШИВАЕТ НОВОСТИ

По прибытии в Нью-Йорк Салли собиралась снять номер в гостинице «Сент-Риджис» и купаться в роскоши, как и подобает богатой наследнице, а затем перебраться в небольшую, но удобную квартирку, которую она, как только выберет время, найдет и обустроит под постоянное жилище. Однако, когда в порту потребовалось дать адрес таксисту, ей вдруг показалось, что в этом плане есть что-то неприятно филлморовское. Она расстанется с меблированными комнатами, в которых прожила три года, когда найдет себе квартиру. А пока, если, конечно, ей не хочется в глазах собственной совести прослыть женской разновидностью Филлмора, правильнее будет вернуться под гостеприимную крышу миссис Мичер и воссоединиться со старыми друзьями. В конце концов, наш дом — там, где наше сердце, даже если количество чернослива в меню превышает все границы разумного.

Может, оттого что, поступив достойно, она была довольна собой, а может, оттого что предвкушала встречу с Джеральдом Фостером после столь долгой разлуки, Салли казалось, что улицы, по которым она проезжает, просто сияют. Было Удивительно свежее нью-йоркское утро — голубое небо, янтарный восход. Даже урны своим видом радовали сердце. Счастливые люди катили на работу в переполненных трамваях, приветливые полисмены бойко регулировали движение, а одетые в белое дворники неторопливо и с видимым Удовольствием выполняли свою поэтичную работу. Вряд ли все эти люди знали, что она вернулась домой, но все они вели себя так, будто день сегодня особенный.

Первую нестройную ноту в этой праздничной увертюре взяла миссис Мичер. Выразив радость по поводу возвращения Салли, она сообщила, что Джеральд Фостер этим утром уехал из города.

— В Детройт поехал. И мисс Доланд с ним. — Тут она прервала сама себя, чтобы сделать едкое замечание слуге, который, вооружившись Саллиным чемоданом, вознамерился испортить обои в холле. — В понедельник там будут играть его пьесу, — продолжала миссис Мичер. Слуга грохотал чемоданом уже на лестнице. — С тех пор как вы уехали, они все репетировали.

Салли огорчилась было, но стояло такое дивное утро и Нью-Йорк после скучного путешествия через океан казался таким чудесным, что она решила не расстраиваться по пустякам. В конце концов, завтра можно будет поехать в Детройт. Ждать чего-то приятного не так уж плохо.

— Так, значит, Эльза тоже играет? — спросила она.