Париж, 15 января 1871. Во время бомбардировки.
Так величайшие идут ко дну народы!
Страданья ни к чему: лишь выкидыш, не роды.
Ты скажешь, мой народ: «Вот для чего, средь тьмы,
Стояли под огнем на бастионах мы!
Вот для чего, храня упорство пред судьбою,
Мишенью были мы, а Пруссия — стрелою;
Вот для чего, дивя подвижничеством мир,
Мы бились яростней, чем бился древний Тир,
Сагунт воинственный, Коринф и Византия;
Вот для чего вкруг нас пять месяцев тугие
Сжимались кольца орд, принесших из лесов
Оцепенелый мрак — там, в глубине зрачков!
Вот для чего дрались; взнося топор и молот,
Дробили в прах мосты; презрев чуму и голод,
Крепили строй фортов, копали мины, рвы,
И тысячи бойцов, отдавших жизнь, — увы! —
Как житница войны, себе взяла могила!
Вот для чего картечь нас день за днем кропила.
О небо! После всех терзаний, после всех
Надежд мучительных на помощь, на успех,
Которые таил в крови, в надсаде, в муке
Великий город мой, протягивая руки,
Творя под пушками великие дела,
И стену грыз свою, как лошадь — удила,
Когда в безумстве бед его душа твердела,
И дети малые, под бурею обстрела,
Сбирали, хохоча, осколки и картечь,
И ни один боец своих не сгорбил плеч,
И триста тысяч львов лишь вылазки желали, —
Тогда три маршала геройский город сдали!
И над величием и доблестью его
Там трусость справила в безмолвье торжество.
Глядит история, блестя слезой кровавой,
Дрожа, на этот срам, пожравший столько славы!
Париж, 27 января
Когда свой подлый мир пруссаки
Предпишут нам невдалеке,
Пусть Францию считает всякий
Стаканом в грязном кабаке:
Вино допив, стакан разбили.
Страна, что ярко так цвела,
В таком богатом изобилье, —
Кому-то под ноги легла.
А завтра будет вдвое горше, —
Допьем ничтожество свое.
Вслед за орлом явился коршун,
Потом взовьется воронье.
И Мец и Страсбург — гибнут оба,
Один — на казнь, другой — в тюрьму.
Седан горит на нас до гроба,
Подобно жгучему клейму.
Приходит гордости на смену
Стремленье жизнь прожить шутя
II воспитать одновременно
Не слишком честное дитя;
И кланяются лишь на тризне
Великим битвам и гробам,
И уважение к отчизне
Там не пристало низким лбам;
Враг наши города увечит,
Нам тень Аттилы застит свет,
И только ласточка щебечет:
Французов больше нет как нет!
Повсюду вопли о Базене.
Горнист, играющий отбой,
И не скрывает омерзенья,
Когда прощается с трубой.
А если бой, то между братьев.
Огонь Баярда отблистал.
Лишь дезертир, залихорадив,
Из трусости убийцей стал.
На стольких лицах ночь немая,
Никто не встанет в полный рост.
И небо, срам наш понимая,
Не зажигает больше звезд.
И всюду сумрак, всюду холод.
Под сенью траурных знамен
Мир меж народами расколот,
Он тайной злобой заменен.
Мы и пруссаки в деле этом
Виновны больше остальных.
И наш закат стал их рассветом,
И наша гибель — жизнь для них.
Конец! Прощай, великий жребий!
Все преданы, все предают.
Кричат о знамени: «Отребье!»,
О пушках: «Струсили и тут!»
Ушла надежда, гордость — тоже.
Повержен вековой кумир.
Не дай же Франции, о боже,
Свалиться в черный этот мир!
Бордо, 14 февраля
Я сын Республики и сам себе управа.
Поймите: этого не голосуют права.
Вам надо назубок запомнить, господа:
Не выйдет с Францией ваш фокус никогда.
Еще запомните, что все мы, парижане,
Деремся и блажим Афинам в подражанье;
Что рабских примесей и капли нет в крови
У галлов! Помните, что, как нас ни зови,
Мы дети гренадер и гордых франков внуки.
Мы здесь хозяева! Вот суть моей науки!
Свобода никогда нам не болтала зря.
И эти кулаки, свой правый суд творя,
Сшибали королей, сшибут прислугу быстро.
Наделайте себе префектов и министров,
Послов и прочее! Целуйтесь меж собой!
Толстейте, подлецы! Пускай живет любой
В наследственном дворце среди пиров и шуток.
Старайтесь тешить нрав и ублажать желудок.
Налейтесь до краев тщеславьем, серебром, —
Пожалуйста! Мы вас за горло не берем.
Грехи отпущены. Народ презренье копит.
Он спину повернул и срока не торопит.
Но нашей вольности не трогать, господа!
Она живет в сердцах. Она во всем тверда,
И знает все дела, ошибки и сужденья,
И ждет вас! Эта речь звучит ей в подтвержденье.
Попробуй кто-нибудь, посмей коснуться лишь, —
Увидишь сам, куда и как ты полетишь!
Пускай и короли, воришек атаманы,
Набьют широкие атласные карманы
Бюджетом всей страны и хлебом нищих, — но
Права народные украсть им не дано.
Республику в карман не запихнете, к счастью!
Два стана: весь народ — и клика вашей масти.
Голосовали мы, — проголосуем впредь.
Прав человеческих и богу не стереть.
Мы — суверен страны. Нам все-таки угодно
Царить как хочется, и выбирать свободно,
И списки составлять из нужных нам людей.
Мы просим в урны к нам не запускать когтей!
Не сметь мошенничать, пока здесь голосуют!
А кто не слушает, такой гавот станцуют,
Так весело для них взмахнут у нас смычки,
Что десять лет спустя быть им белей муки!