Шеин отправил Гордона в стаи к стрельцам объявить, что если они возвратятся в указные места и выдадут бегавших в Москву, также заводчиков настоящего бунта, то государь простит их и жалованье будет им выдано в указных местах по тамошним ценам. Гордон понапрасну истощал всю свою реторику, как сам выражается, уговаривая стрельцов: они отвечали, что или помрут, или будут на Москве, хотя бы на малое время, а там пойдут всюду, куда великий государь укажет; на дальнейшую реторику Гордона отвечали, что зажмут ему рот. Иноземцу не удалось, Шеин отправил русского князя Кольцова-Масальского уговаривать стрельцов; к нему вышел один из заводчиков, десятник Зорин, с черновою, неоконченною челобитною, в которой говорилось: «Бьют челом многоскорбне и великими слезами московские стрелецкие полки: служили они и прежде их прародители и деды и отцы их великим государям во всякой обыкновенной христианской вере; и обещались до кончины жизни их благочестие хранити, якоже содержит св. апостольская церковь. И в 190 году стремление бесчинства, радея о благочестии, удержали, и по их, великих государей, указу в пременении того времени их изменниками и бунтовщиками звать не велено, и по обещанию, как целовали крест, о благочестии непременно служат. И в 203 г. сказано им служить в городах погодно; а в том же году, будучи под Азовом, умышлением еретика, иноземца Францка Лефорта, чтобы благочестию великое препятие учинить, чин их московских стрельцов подвел он, Францко, под стену безвременно, и ставя в самых нужных в крови местах, побито их множество; его ж умышлением делан подкоп под их шанцы, и тем подкопом он их же побил человек с 300 и больше; его же умыслом на приступе под Азовом посулено по 10 рублев рядовому, а кто послужит, тому повышение чести: и на том приступе, с которою сторону они были, побито премножество лучших; а что они, радея ему, великому государю, и всему христианству, Азов говорили взять привалом, и то он оставил; он же, не хотя наследия христианского видеть, самых последних из них удержал под Азовом октября до 3 числа; а из Черкасского 14 числа пошел степью, чтоб их и до конца всех погубить, и идучи, ели мертвечину, и премножество их пропало. И в 206 году Азов привалом взяли и оставлены город строить, и работали денно и нощно во весь год пресовершенною трудностию. И из Азова сказано им идти к Москве: и по вестям были они в Змиеве, в Изюме, в Цареве Борисове, на Мояке, в самой последней скудости; и из тех мест велено им идти в полк к боярину и воеводе к князю М. Г. Ромодановскому в Пустую Ржеву на зимовье, не займуя Москвы; и они, радея ему, великому государю, в тот полк шли денно и нощно, в самую последнюю нужду осенним путем, и пришли чуть живы; и, будучи на польском рубеже, в зимнее время, в лесу, в самых нужных местах, мразом и всякими нуждами утеснены, служили, надеясь на его, великого государя, милость. И по указу велено все полки новгородского разряду распустить; а боярин и воевода Ромодановский, выведчи их из Торопца по полкам, велел рубить, а за что, не ведают. Они же, слыша, что в Москве чинится великое страхование и от того город затворяют рано, а отворяют часу в другом дня или в третьем, и всему народу чинится наглость: им слышно же, что идут к Москве немцы, и то знатно последуя брадобритию и табаку во всесовершенное благочестия испровержение».
Зорин требовал, чтоб челобитная была прочтена перед всем царским войском. Разумеется, это требование не было исполнено, и Шеин мог ясно видеть из челобитной, куда заходит дело, когда, с одной стороны, было выставлено православие, а с другой – еретик Францко Лефорт; под скромным именем челобитной это была злая выходка против царя, прикрытая выходкою против его любимца. Шеин мог ясно видеть, что переговоры, увещания усилили только дерзость стрельцов, тогда как успех против них не мог быть сомнителен: это была нестройная толпа, не имевшая предводителя, при недостаточной артиллерии. Начали приготовляться к битве; в обеих ратях служили молебны; стрельцы исповедались и дали клятву помереть друг за друга безо всякой измены. В последний раз послано им сказать, чтоб положили оружие и в винах своих добили челом государю, в противном случае начнется стрельба из пушек; стрельцы отвечали: «Мы того не боимся, видали мы пушки и не такие!» Но Шеин и тут шел постепенно: увидавши неуспешность переговоров, увещаний и угроз на словах, он попробовал постращать посильнее, велел выстрелить, но так, что ядра перелетели через головы стрельцов. Это еще более их ободрило: они стали распускать знамена, бросать вверх шапки и готовиться к бою. Но другой залп – и стрельцы замялись, несмотря на то что некоторые кричали: «Пойдем против большого полка грудью напролом, и хотя б умереть, а быть на Москве!» Еще два залпа – и немного их осталось в обозе, который немедленно был занят царскими войсками. Битва продолжалась не более часу. В царском войске было ранено только 4 человека, один смертельно; у стрельцов убито 15 человек и ранено, большею частию смертельно, 37. Разбежавшиеся из обоза были переловлены; Шеин «разбирал и смотрел у них, кто воры и кто добрые люди, и которые в Москве бунт заводили? И после того были розыски великие и пытки им, стрельцам, жестокие и по тем розыскам многие казнены и повешены по дороге; остальных разослали в тюрьмы и монастыри под стражу». С пытки винились в том, что было сделано в Торопце и по выходе из него на Двине: но никто не сказал о письме от царевны.