Казалось, он не обращал никакого внимания на обоих пришельцев, но это было далеко не так. Его взгляд то и дело украдкой пробегал по их лицам, а голова сразу же повернулась так, чтобы лучше слышать их разговор. Наверное, у него были свои причины разузнать, что за намерения привели сюда двух путников и надолго ли они собирались задержаться. Но, к своему сожалению, метис не понял ни единого слова из того, о чем говорили пришельцы, хотя разговаривали они довольно громко. Беседа велась на каком-то совершенно чужом ему языке.
А те, наполнив стаканы, быстро опорожнили их.
Темноволосый поставил свой прямо перед собой и, глядя на него, сказал:
— Так, за здоровье мы выпили, а теперь — к делу! Значит, вы стали оружейником и пошли по стопам отца. Можем считать друг друга родней, хотя я, честно говоря, еще не совсем уверен, что могу относиться к вам как к родственнику.
— Это почему же?
— Да все из-за наследства.
— Как это?
— Меня обманули в правах на него.
— Так меня тоже!
— Что? В самом деле? Однако ведь там, в Германии, другим наследникам выплатили приличную сумму.
— Да, но только тем Тимпе, что из Плауэна, а не мне, хотя я такой же Тимпе, как и они.
— Позвольте мне теперь еще раз удостовериться. Как ваше полное имя?
— Казимир Овадия Тимпе.
— А как звали вашего отца?
— Рехабеам Захария Тимпе.
— Сколько братьев было у вашего отца?
— Пятеро. Трое младших переселились в Америку. Они надеялись здесь разбогатеть. И все они были оружейными мастерами.
— А как звали второго брата, что остался в Плауэне?
— Йоханнес Даниэль. Он умер, оставив после себя двух сыновей: Петруса Михаэля и Маркуса Авессалома, которые унаследовали те самые сто тысяч талеров. Деньги им прислали из Файетта, что в Алабаме.
— Точно, все сходится! Вы назвали столько мест и лиц, знакомых мне, что я теперь не сомневаюсь — вы действительно мой кузен.
— Хо, да у меня есть доказательства и получше! Мои документы, которые я храню как святыню! Они всегда со мной, вот тут, на сердце, и я могу их вам прямо сейчас…
— Нет-нет, это потом, — прервал его темноволосый, — я верю. Несомненно, вы должны знать и то, почему все пятеро братьев и их сыновья носят подчеркнуто библейские имена?
— Таков был семейный обычай, передававшийся из поколения в поколение.
— Верно! Этот обычай стоило бы продолжить и здесь, в Штатах! Ведь у американцев такие имена в чести. Мой отец был третьим по старшинству братом, его звали Давид Маккавей, и он остался жить в Нью-Йорке. Меня самого зовут Хазаэль Вениамин. Двое младших братьев отправились дальше, в дикие края, осев в городе Файетт, в штате Алабама. Самого младшего звали Иосиф Хабакук. Он умер бездетным и оставил огромное состояние. Четвертый брат, Тобиас Олоферн, тоже скончался в тех краях. У него остался единственный сын Нахум Самуэль. Так вот, именно он-то и есть мошенник!
— Как это?
— Мой отец поначалу переписывался с обоими братьями, но те давали о себе знать все реже. Расстояния в Штатах огромные — даже братья могут потерять друг друга из виду. После смерти отца я продолжил его дело. Зарабатывал я побольше, чем на пропитание. Тогда же повстречал я в Хобокене одного немца, по его словам, из Плауэна. Вполне понятно, я расспросил о родных и, к немалому удивлению, узнал, что родственнички унаследовали от дяди Хабакука из Файетта сто тысяч талеров. А мне не досталось ничего! Имея равные права на наследство, я принялся пачками писать письма в Файетт, но не получил ни строчки ответа! Тогда я, решившись, продал свое дело и отправился в путешествие.
— Вы поступили верно, дорогой кузен! Ну и?..
— Результатов никаких — птичка упорхнула бесследно!
— Какая птичка?
— Догадаться нетрудно! В Файетте знали, что старый Иосиф Хабакук умер не бедным, но что он был так богат, никому и в голову не приходило! Весьма вероятно, жадность заставляла его скрывать свои богатства. Его брат, Тобиас Олоферн, умер в неимоверной бедности еще раньше. Хабакук сразу взял в свое дело сына покойного, родного племянника, Нахума Самуэля. Этот Нахум Самуэль и есть та птичка! Хотя после смерти Хабакука Самуэлю все же пришлось выслать сто тысяч талеров в Плауэн, с остальными деньгами, в том числе и с моей законной долей, он просто сбежал, подлец! Вот так и плакали мои денежки!
— Стало быть, и мои тоже? Мерзавец! Мой отец уехал из Плауэна, потому что вконец рассорился с братом из-за конкуренции в оружейном деле. Вражда их продолжалась и позже. Несмотря на расстояние, вскоре они ни знать, ни видеть друг друга не желали. Потом отец умер, его брат в Плауэне тоже. А как-то раз его сыновья написали мне, что в наследство от американского дядюшки Хабакука они получили сто тысяч талеров. Я тут же отправился в Плауэн, чтобы узнать все подробнее. А там, естественно, царило веселье. Обоих кузенов уже величали не иначе как «наследники Тимпе». Они забросили свои дела и стали жить как князья. Все же приняли они меня очень хорошо, я даже несколько недель погостил у них. О былой вражде никто не упоминал, но и о моей доле тоже. Кузены похвалялись богатством, а делиться со мной вовсе не собирались. Отдавшись первому порыву, я, как и вы, прекратил все дела и отправился в Америку, а из Нью-Йорка поехал прямо в Файетт.