– Чай не глухой, я только ничего не вижу. Пускай царь садится.
– А можно мне на кончик?
– А мне хоть и все вы подсаживайтесь, местов хватит.
Царь-жаба не без дрига засела на страшного коня. Змий взбоднулся и пошел.
Змий пошел – так и метет, так и стелет, и в-раз и в-россыпь, и в-скат и в-колокол и калачом.
Задымилось жабье болото. Тряслась, ворча, подболотная тинь.
Царю-жабе понравилось: дух захватывает на перекатах и сердце замирает, очень приятно.
И возвела она гордого черного змия в своего царского ездового коня: быть змию на жабьем болоте на всем готовом– безвыходно и без выползу.
Ослеп человек, и нельзя спрашивать, принимаешь или не принимаю: слепая участь-судьба. А твоя неволя. Что ты скажешь, гордое сердце.
Или яд проклятия, ослепив глаза, проникает глубже в чувства и слепит душу? А для ослепшей души свет воли гаснет.
Змий не жаловался и не тяготился своей участью. Всякий день на обед ему выдают по две жабы; работа легкая и приятная– жабьим духом не надышишься! Петь запрещают, ну, что ж, и помолчать можно, даже безопаснее, не простудишь горло. Значит, спасибо проклятому отшельнику, – слышите! – о такой безбедной доле змий и не мечтал.
Но мог ли он представить себе, что когда-нибудь такое случится. А если бы представил и ему говорят, что это неизбежно, он, гордый, не дожидаясь срока, на собственном хвосте удавился б.
Как ослепленному, отравленному проклятием до корней сердца черному змию, так и отшельнику, проклинавшему змей, было за удовольствие.
«Одного змия обезвредил, – рассуждал отшельник, – одним грехом в мире меньше, и жить на земле проще».
И кто скажет – где и в чем искать счастье на земле? Многопутье дорог и всякий путь навыворот.
6. Алтан – золотое слово*
Был в татарской орде царь Исламгирей: жесток, немилостив, жадный до серебра, но и сам никогда не солжет и ложь не терпел, прямой. А был у царя ближний вельможа Узун и у того Узуна два сына: больший – богатырь Алнаш, телепень или, просто, болван, и меньший, не в брата, не велик да удал Алтан – «золотое слово»: от всякого слова царь давал ему по триста алтын.
Алтан поехал к себе в улус, а Алнаш на лов зверя гонять. А как вернется с поля и к царю:
– Государь-царь, вольный человек, ездил я на лов и убил оленя: пуля попала в правое ухо и вон в левое ухо, да в заднюю левую ногу, в копыто.
– Как ты так говоришь, что не станется, – удивился царь, – как тебе так убить.
И царь на него закручинился: врет Алнаш! И собрал своих ближних о той лжи. И приговорили: казнить смертью – царю солгал.
Так в их татарском обычае: кого уличат ложью, тому казнь смерть.
Царь послал ближнего: велел Алнаша казнить, а за Алнашем послал пристава.
И повели Алнаша на казнь.
Встречу из улуса едет Алтан, увидел и ужаснулся: брата ведут на казнь. И за расспросы: за что?
Пристав сказал:
– Уличен ложью. – И дело ему сказал: про оленя.
– Не проливай напрасной крови, – говорит Алтан, – пока царя не увижу. А брат мой не солгал, а не умел рассказать толком.
Пристав припредержался, а Алтан к царю:
– Государь-царь, вольный человек, пощади Алнаша, не вели казнить. Мой брат тебе не солгал, а только не умел выразиться. А было так: подъехал он к оленю, а олень, стоючи на болоте, отбивает левою ногою от левого уха мухи. Алнаш стрельнул в правое ухо, а пуля левым ухом и копытом вон.
– Станется так, – сказал царь, – речистый ты человек, вижу, не сумел Алнаш сказывать, а мне то стало за кручину.
И царь Алнаша пощадил, не велел казнить.
И в орде на базарах говорили, похваляя Алтана:
– Разумный человек не одну свою душу спасет, а людские многие.
Случилось Исламгирею ехать на охоту, а с ним князья и уланы и старый Узун и его сыновья: богатырь Алнаш – телепень и золото Алтан. И приезжает царь к их татарскому кладбищу, а стоит там мизгить (масджит), по-русски церковь (мечеть). И видит царь, у стены человек прячется. И велел его взять и привести к себе.
Привели мужика.
– Что ты за человек, – спрашивает царь, – чего для тут пришел?
– Человек я гулящий. А как увидел вас, хотел спрятаться.
– Нет, ты крадешь, ты вор!
У них в татарском обычае – мертвых погребают с большим сокровищем.
– Государь-царь, вольный человек! никакого за мной воровства нет, а человек я надобный. Будет меня пожалуешь, и я тебе скажу.
– Скажи, и я тебя пощажу.
– Умею я, государь, птичьему языку и звериному: что говорит птица с птицей и зверь со зверем.