Павел встретил Ласку в лесу.
«Божий человек, подумал Павел, спрошу о жене».
– Надо ей на волю, – сказал Ласка, – она у тебя в темнице. Ты ее возьми с собой.
– Не в обычай, – сказал Павел, – да ей и дома не на что жаловаться: сад у ней и пруд, бобры и лебеди.
– Воли нет.
– А что ты знаешь о огненном Змее.
– Огненный Змей летит на тоску. Белые крылья, зеленые у Дракона и сам как листья зеленый, Егорий Храбрый его на иконах в брюхо копьем проткнул.
– А на огненного – где его смерть?
– Откуда мне знать! Пускай сам скажет.
Прямо с охоты, не заходя к себе, Павел незаметно в горницу к Ольге.
Она сидела расставив ноги и улыбалась, а глаза наполнялись слезами. И вдруг увидев Павла, поднялась, дрожа.
Павел посмотрел на нее гадливо.
– Перестань, слушай. С этим надо покончить. Дойдет до людей, ославят: жена путается со Змеем. Один человек мне сказал, огненный Змей не Дракон, копьем в брюхо не пырнешь, а сам он тебе скажет, откуда ждать ему свою смерть. Слышишь, Ты подластишься к нему и выпытай: от чего тебе смерть приключится?
Она слушала, озираясь: она искала глазами другого Павла, которого не боится.
– Большой грех. И я за тебя отвечаю перед Богом.
– Я спрошу, – говорит она безразлично и черные кольца катятся из ее глаз.
На другой день канун Рожества Богородицы – муромский престольный праздник. Ко всенощной он ей не велел, а пошел один в Собор. Он думал о ней с омерзением и нетерпеливо ждал ответ. Он видел ее, как она ластится, выпытывая – и закрывал глаза, передыхая и потом тупо молился, прося защиты: он ни в чем не виновен. И наутро, отстояв обедню, не мог утерпеть и сейчас же к Ольге. После огненной ночи – и это под такой праздник! – она крепко спала. Грубо растолкал. Она таращила глаза перекатывая белками: верить и обозналась – который Павел?
– Что он сказал?
Она поняла и, по-птичьи раздирая рот – слова бились на языке, но не складывались, мучая.
– Что он сказал? – повторил Павел.
И она закусив губы ответила нутром, раздельно приглушенным, не своим, посторонним голосом, рифмуя:
– Смерть – моя –
Павел вошел гордо: он знает тайну смерти – но что значит «Агрик» – Агриков меч? он не знает. И имя Агрик вкогтилось в его змеиную мысль, притушив кольчатый огонь летучего Змея.
О Агрике жила память в Муроме.
Старожильцы памятуя сказали: «Знаем, помним, за сто лет от отцов слышно: проходил из Новгорода к Мурому Агрик и брат его Рюрик». А о мече – который карлик Котопа сковал меч, точно не сказали, уверяя на Крапиву. А Крапива ничего не помнит.
Другие вспоминали Илью, свой – муромский, богатырскую заставу – на заставе, помнится, среди русских богатырей, стояли два брата – Агриканы – оба кривые: один, глядит по сю, другой по ту.
Когда всех богатырей перебили и остался один Агрикан, собрал мечи и сложил в пещере, а свой Агриков, в свой час, вручил Добрыне.
Третьи знахари сказали:
«Точно, к Добрыне в руки попал Агриков меч. Этим мечом он вышиб душу Тугарина Змеевича. И в свой час замуровал меч: явится в русской земле богатырь, откроется ему меч. А где замурован, кто ж его знает». И эти своротили на Крапиву, а Крапива впервой: Агриков меч! Не дай Бог прослыть знающим: затормошат и потом на тебя же в требе.
Агриков меч есть, но где этот богатырь кому владеть?
Был у Павла брат Петр. На Петра и Павла именины в последний птичий пев, когда в песнях колыбеля припевают: «ой ладо».
А был Петр не в Павла, не скажешь охотник, да ему и птицу вспугнуть духу не хватит, пугливый и кроткий. У бояр на смётке: помрет Павел, уж как под Петром будет вольготно – каждый сам себе князь!
Петр всякий день приходил к Павлу. Жили они в честь прославленным в русской земле братьям Борису и Глебу. От Павла к Ольге проведать. На тихость Петра глаза Ольги яснели, как при встрече с Лаской.
Перемену Петр заметил, но не смел спросить. А Ольга и Павел перед братом таились.
Когда узнал Павел тайну Змеиной смерти: «от Петрова плеча, Агрикова меча» – его поразило имя брата, и он открылся Петру.
– Я убью его! – вскрикнул Петр: не узнать было его голоса: решимость и отвага не по плечу: он поднял руку клятвой и гнев заострил ее мечом.
Но где ему найти меч.
На выносе Креста Петр стоял у праздника в Воздвиженском монастыре. Агриков меч неотступно подымался в его глазах, как подымали крест – в широту и долготу креста. Его воля защитить брата подымала его вместе с крестом над землей высоко.
Всенощная кончилась. Пустая церковь. А Петр стянутый крестным обручем, один стоял у креста: «Агриков меч» вышептывали его смякшие губы – «дай мне этот меч! пошли мне этот меч!» – и рука подымалась мечом: «Агриков меч!»