Свадьбу решено было играть в Тире: с Аполлоном и Палагеей поедет в Тир и Антагор. Всех счастливей в этот памятный день был Антагор, жених Палагеи.
И на следующий же день на изукрашенном корабле полным ходом поплыли –
Путь в Тир через Таре.
Благополучно достигнув Тарса, Аполлон с Палагеей, не извещая, прямо пошли в дом Черилы и Гайки.
Не ждал ни Черила, ни Гайка. Мечта их давно осуществилась: с палагеиным золотом пристроили они дочку, выдали свою Марсютку за богатого тарского вельможу и жили спокойно, благодаря Бога. Нет, и думать не думали они о таких гостях.
И когда увидели на пороге дома – Аполлон и Палагея, затряслись, обезъязычив.
– Мало вас казнить, мерзавцев! – кричал Аполлон.
А они стояли оба, старик да старуха, безъязычные, трясли головой.
– Да я бы вам, окаянным, ну, скажу только, засыпал бы вашу Марсютку золотом. Мерзавцы.
Тут вошел Гаврила сторож и в ноги:
– Прости, царевна, согрешил. Не погуби.
– Что с ними делать? – показал Аполлон на старика и старуху-
А на них смотреть жалко.
– Прости им!
И не тронул Аполлон стариков, а Гавриле дал шапку золота да корзину с гостинцами ребятишкам.
Как очумелый, бежал по берету Гаврила за кораблем.
– Кто ты?
– Кто?
– Я.
– Куда бежишь?
– Кто?
– Я.
И когда скрылся корабль, грохнулся Гаврила о песок и лежал очумелый, пока морской ветер не охладил его.
Оттого ли что стояло ненастье, или от душевных волнений, перехватило у Аполлона горло, и весь он расхворался. Решено было остановиться в первом попутном городе.
И судьба привела в Ефес.
– Кто у вас самый первый доктор?
– Есть у нас сириец Агафон, самый первый, только его никак не дозовешься.
– Захворал тирский царь Аполлон.
– А! Это дело другое. К царям да вельможам кто не поедет!
Послали за доктором. И вправду не успел посланный на корабль вернуться, явился доктор.
Болезнь оказалась пустяковая, ничего опасного. Но будь и самой опасной, забыл бы Аполлон и самую лютую боль: от сирийца Агафона узнал Аполлон о царице Тахии.
Позвал Аполлон Палагею:
– Твоя мать нашлась, а вот кто ее спас!
И снова все рассказал Агафон о царице Тахии, помянул и учителя своего Ефиопа и только в одном не признался, что хотел жениться на царице.
Решено было сейчас же идти к Тахии.
– Вон на том холме часовня Скорбящей! – показал доктор и предложил подвезти.
Но они отказались.
– Я понесу ей серебряный венок, а ты зеленую ветку!
Палагея не могла слова сказать от радости: сейчас, вот сейчас, наконец-то, она увидит свою мать!
С большими дарами отпустил Аполлон доктора, а Палагея за мать поцеловала его, как звезды, сирийские глаза.
И они пошли: Аполлон за серебряным венком, Палагея за зеленой веткой.
Тахия сидела у часовни, бесчастная, переговаривала тихо с тихими птицами о счастье.
– Что такое, милые други, счастье на земле в сем горьком свете?
Птицы ей отвечали:
– Солнышко светит и светится море. Корму у нас, слава Богу, и все наши птицы сыты. Вот наше счастье. Только никогда так не скажешь: всегда с тобою тревога – вон облачко, гроза будет, вон летит коршун, в скрыти ли дети? И лишь потом, как начнешь вспоминать, тут и помянешь, тут и скажешь: какое это было счастливое время, какое у нас было счастье! Счастье всегда потом.
– То же и это, ведь счастье, други, когда начинаешь думать, как это станет, наконец, то, чего так хочешь.
– Верно. Верно! Счастье и потом, счастье и затем, счастье мечта и память. А сию минуту – тревога.
– А вы знаете, в чем мое счастье?
– Мы не знаем, – признались птицы: это наш брат и не знает, а скажет, а что пичужки, что зайцы, зверье, они никогда.
– Если бы настал такой день, такой час, такая минута и пришел бы сюда тирский царь Аполлон.
Птицы закричали: не то между собой, не то так, слов они не знали, какие сказать, про царя Аполлона они ничего не слыхали, а так ничего не ответить тоже нехорошо, вот и чирикали, словно жалели.
– А я часто думаю: не дождаться мне.
– Дождешься! – сказала какая-то птичка: она только, только что с моря, села у часовни.
– Вот мое счастье!
Тахия подняла глаза и остановилась, – не шелохнется.
– Дождешься, идут.
По зеленой тропке подымался Аполлон с серебряным венком, а с ним Палагея. И не узнала, не почуяла Тахия, что не жена, а дочь ее идет об руку с Аполлоном.
«Так вот оно как, а я-то ждала!»
И кольнуло ей в сердце – дышать нечем.
– Други, птицы, – вскочила Тахия и просит, как дети: пустите меня!