И она, горестная, в венке из полевых цветов, стала перед другом Божиим, нежна, как мать.
Авраам поднялся в тревоге.
– Кто ты?
И смутился дух в нем.
– Я не для всех такая, – сказала смерть.
И смутился дух в нем.
– Откуда венок у тебя? (– поля мои родимые!).
– Нет никого изгнилее меня! – шептала смерть.
И все ближе подходила.
Все ближе подходила последняя минута.
– Открой же, кто ты?
Смерть:
«Аз есмь гроб, аз есмь плач, аз есмь пагуба».
– Имя твое?
Авраам опустился на землю. Последние силы покидали его.
– А перед другими ты какая? – спросил Авраам: он с болью раскрыл глаза и смотрел в лицо смерти.
– Му-у-у-ча-ю! – щерясь прогнусила смерть. И полевой венок упал к ее ногам.
Авраам простер руки –
И как пустынный вихрь, она столбом закрутилась над ним.
– Дела человека сплетают венец мне – в том венце я и являюсь.
Цвет моря и вечерняя заря развеялись с ее лица.
И зашипела змеевая голова:
– Я, как змея, я жалю, душу, пока не за-аму-ча-аю!
И ножи сверкнули из глаз и из ушей ее:
– Я режу, терзаю, пока не за-аму-ча-аю!
И пламя выпыхнуло из оскаленного рта, и языками, как венец, оплело пустую кость.
– Я палю, жгу, пока не за-аму-ча-аю!
Авраам на миг открыл глаза: венок из полевых цветов (– поля мои родные!) по-прежнему лежал на голове разлучницы.
– … Из всей твари, созданной Богом, я не нашла подобного тебе ни в ангелах, ни в началах, ни во властях, ни в престолах. И во всех живущих на земле и в водах нет подобного тебе. А когда ты появился на свет, воссияла на Востоке звезда и поглотила четыре звезды на четырех небесных концах и волхвы сказали царю, родился человек и этот человек будет отцом народов. И царь давал за тебя отцу твоему Фарре золота и серебра – полон дом насыплешь!.. Но твоя мать Эдна не выдала тебя царю, сохранила тебя и три года тайно жили в пещере. И Господь благословил тебя, назвал тебя другом своим. И сделалось имя твое велико по всей земле.
И нежные руки закрыли его усталые глаза.
И стала она на колени, смерть прекрасная, и пучком полевых цветов осеняя с головы до ног друга Божьего, шептала напутствие – подорожие заветным словом Божиим:
– И благословлю тебя и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословение. Я благословляю благословляющих тебя; и благословятся в тебе все племена земные. Я щит твой. И награда твоя велика.
И Авраам, как во сне, предал дух свой.
И ангелы понесли душу его на вечный покой.
А тело похоронил Исаак в пещере Махпеле на поле Ефрона, славя Всевышнего.
Часть третья
I. Басаркуны*
Свинья или корова – ну, а если свиней поблизости и в заводе нет, а она у тебя невесть откуда, около твоего плетня трется?
Или корова – коров давно загнали в коровник, а она, глядь, корова-то по саду ходит! – и вот ты за ней бегаешь, загоняешь, да не поддается, и уж не ты, она тебя загоняет, и вдруг как в воду.
И не в свинье дело и не в корове, а кто под свиньей и коровой, вот в чем дело!
Тоже и гусь –
Тоже и баба с хвостом: в избу вошла баба – баба, как баба, нос шишечкой – а из избы вышла – у этой самой бабы, сказывают люди,
видела хвост соседка!
Тоже и конь –
Тоже и так –
Идет раз Михайла ночью – из гостей возвращался домой в Кривы – и слышит: на дереве зуск.
Прислушался – шепчут.
А как глянул – а на дереве-то четыре бабы: три из Крив, узнал своих, четвертая чебринская, из соседней деревни, и с ними какой-то, уж кто его знает. И они его увидели. Тут лег он на землю и затаился – и мирно и чутко ему, как во сне.
Слезли они с дерева.
«Слышь, – говорят, – никому не сказывай!» А уж он – какую божбу помнил, все и чертом и месяцем – всем побожился.
Не верят.
Бабы эти кривские, свои-то, так и наступают: чтобы значит, задавить его тут же на месте. Спасибо той чебринской. «Чего вы, – говорит, – дайте ему спокой: все равно, коли выдаст, мы его! да мы безо всякого снисхождения, за его ж столом задушим!» Пощипали, полягали и опять полезли на дерево.
Встал он с земли, встряхнулся и пошел своей дорогой.
А на другой день встречает у корчмы ту чебринскую, купил ей бутылку водки.
– В благодарность, что отстояла.
– Не стоит. У нас тоже есть совесть, – сказала баба, – зря погубить, добро потеряешь.
И спокойно пошел домой.
А навстречу: идет по дороге белая свинья. И прошла свинья – идет белый конь. И конь прошел – идет белый гусь, –
а это были они самые на свое басаркунье сходбище!