Не успели и оглянуться, как очутились на том же самом месте у избы. И опять девки в избу – драть перья. И Палкан в избу.
И говорит Палкан парням:
– Ели, – говорит, – вы, товарищи, такие сливы ——?
Да из-под свитки этакий сук и вытащил – потряхивает, а сливищи, во! пуд!
Все так и ахнули.
А те девки поникли: поняли, откуда это он про сливы.
Одна Палкану и поманила:
– Подь, – говорит, – сюда!
Да за руку его да из избы. И другая за ней.
– Хошь жить или не? – говорят.
– Чего? – говорит, – жить или не?
– А вот чего, не! ты чтоб никому не говорил, что там с нами был и сливы ел, слышь? – да как огнем его по глазам, инда искры посыпались.
И с той поры Палкан, как воды в рот, и не только о сливах, а ни о каких фруктах слова боялся сказать. А затеят при нем фруктовые разговоры, он так глядит, будто и не слышит.
А раз прошибся –
Случилось ему в дороге: попросился он на ночлег, – и пустили. Хозяйка молодая вдовая, ну и пошли всякие разговоры. А уж время позднее. Куда его девать?
– Иди, – говорит, – на подлавку.
А на подлавке чего-то все дуркало.
Прислушаются: дуркает! Взял Палкан лампу и пошел.
И она за ним.
И когда подымался по лестнице, вдруг лампа загасла –
а его как саданет какие уж там разговоры.
Чуть хозяйку не придавил!
Жил-был человек, и было у него два сына. А был он басаркун, да никто – и дети его про это не знали.
Нес старший сын с мельницы муку – по дороге старая пустая изба, заброшена, давно никто не жил. И странное дело: когда шел он на мельницу, ничего не видел в избе, а вот назад идет – а сидел он на мельнице не малый срок – время позднее, около полночи! – и видит, в пустой избе свет. Не утерпел, подошел посмотреть, да как заглянул в окно – а там басаркунов – полна изба:
не лучина горит, не свечей, а набрали в сметье гнилушек, от гнилушек и свет – видно: все стены обсели, тесно, уж и места нет, стоят – всякие! – есть на человека похож, а то как ощипанный курячий зад; шепчут – собрание, видно! – шук да шепот сквозь свет, как пар. И видит: за курячьим задом стоит отец
И все на отца:
«С тебя, говорят, Петр, жертва: чего-нибудь должен в дань дать!»
«У меня нет ничего, говорит отец, только два сына».
«Ну давай сына! А не то сам пропадешь!» (– а пропадать-то, видно, никому не хочется, – что человек, что басаркун – одинаково –).
«Одного сына дам, сказал отец, завтра пойдет в лес за дровами, я обернусь ожиной, хляснусь ему на дороге и, как будет он меня переходить, тут я его и загрызу!»
У! – как! – загудели – и гуд, как дым, заволок избу.
Ну, тот как услышал, да скорее от окна и домой. Пришел домой, а уж все спят: и брат и отец (– это духом отец вышел и там басаркунит, а тело его спит! –). Положил мешок и лег.
Поутру рано все встали – и отец и дети.
Взял меньшой сын топор. А старший и говорит:
– Ты это куда?
– В лес дрова рубить.
– Ладно, ступай. Да хорошенько смотри себе под ноги. Увидишь ожину через дорогу, переруби ее топором.
– Хорошо, перерублю, коли увижу.
И пошел. Вышел. в лес на дорогу. И так идет лесом – и видит: на самой дороге ожина да такая кустатая – через всю дорогу, и вся-то в ягодах. Тут он вспомнил, что брат наказал – а топор у него вострый! – да как махнет: и перерубил
а из ожины кровь –
весь топор окровавил.
Посмотрел – кровь! – и дальше пошел.
И зашел в самый лес. И как стал рубить, глядь: идет брат.
– Пойдем, – говорит, – домой: наш отец помер.
– Что? – ты —— утром ведь был здоров!
А тот и говорит:
– Я все видел: не ожину перерубил ты, отца. А не переруби, тебя б он загрыз.
И рассказал: как в пустой избе ночью басаркуны и с ними отец на собрании решили.
– Наш отец басаркун!
——
И пошли они из лесу домой.
А дома отец лежал мертвый.
Шел один человек ночью домой. А метель крутит, свистень – и в глаза и в уши. Подымался он на гору – село на горе – и слышит: музыка – скрипка – свадьбу играют! Издалека слышит. Вошел в село – так и есть: свадьба. Он в избу. Народу – богато! Песни. Поздравил молодых честь-честью. Отогрелся.
И видит: кум сидит за столом.
Он к куму ——
«Куда, говорит, вы, кум, идете со свадьбой?»
«А к попу Ивану венчаться. А вы, кум, что поздно так идете?»
«Да задержался, кум: уж больно погода. Домой пробираюсь».
«Нет, я вам, кум, скажу, не ходите так поздно».
«Да чего, кум, я страха не знаю».