И разбежались шакалы кто куда – а оборванные их хвосты остались на стволе мотаться.
– На-ка-сь! ищи теперь бесхвостого, свинья! – взвизгнул шакал, да с дерева как сиганет.
Мимо хвостов, мимо дубинки, мимо мельника и – пошел.
А кабаниха рвет и мечет – давай ей бесхвостого шакала!
И устроили кабаны на шакалов облаву.
Окружили целую шакалью стаю да к кабанихе во двор и пригнали.
А глянула кабаниха и глазам не верит: все одинаковые – и хотя бы у одного какой завалящий! – у всех хвосты оборваны, бесхвостые.
«Ну, ладно ж, выведу я тебя, мерзавец, на свежую воду! Или всех погублю!»
И сейчас же на кухню.
Сварила такую перцовую кашу филь-филь на «вора-злодея». –
«Кто мне зло сделал, тот первым ах простонет!» – пошептала над кашей.
И выносит полное блюдо филь-филь – угощение шакалам: понапрасно ведь беспокоила! против них она ничего не имеет! так вот, чтобы загладить – угощение! Милости просим, отведайте кашки!
Шакалы на кашу навалились.
А бесхвостый-то кум только вид делает: ест, а сам все на землю.
И когда шакалы наелись – блюдо подлизали – перец-то у них там как зажжет, в один голос все разом и ахнули.
Кабаниха их в сад на пруд – водицы испить!
Шакалы на воду напустились.
Уж пили, пили – а жжет! – да там на бережку и лапы кверху.
А бесхвостый кум – ему с чего? – глотнул и довольно.
И как увидел он, что товарищам крышка, с берега шасть – да мимо кабаньих пырь –
– Твой кум тут! – крикнул.
И был таков.
Что язык, что слово, – что волос, что хвост.
Подрос хвост у шакала.
И опять шакал, как шакал – ушен!
Раздобыл шакал коровью шкуру, взобрался со шкурой на холм, там и ему все видно, и сам у всех на виду! расправил шкуру, вырезал сапожной кожи и за работу: сандалии шить.
И уж ходит по холму и не просто – прогуливается: обнову разнашивает! шакал в сапогах!
А проходил мимо лев.
Что за диво: шакал в сапогах!
– Послушай, ушен, нельзя ли мне такие?
– Что ж, изюм, можно.
– Великолепные сапоги! И ты это все сам? – А кому ж! моих рук дело.
– Сделай, пожалуйста.
– Только твой материал, изюм! Кожи у меня подходящей нет, а что было, вся высохла, не годится.
– Чего надо, я все достану. Ну, и мастер же ты, ушен.
– Корову надо, да чтоб пожирнее! Чем жирнее корова, тем свежее кожа, тем крепче и мягче обувь. Такие тебе сапоги сошью – сандалии! – и век не сносить, и легко, и покойно: самый вострый шип не уколет и заноза не влезет, хоть по иголкам бегай. А главное, не чувствительно: босиком или обутый – не разберешь.
– Я тебе, ушен, корову мигом доставлю.
– Живую и пожирнее.
– Ладно.
Лев отбежал за холм и уж тащит этакую.
Шакал осмотрел: годится.
– Вот именно такую и надо. А из мяса мы и тупу наварим, и котлетов нарубим, и студню заготовим. Ты студень любишь?
– Не откажусь, ушен: студень с хреном очень вкусно.
– Ну, изюм, управься с коровой.
Лев корову кончил.
Шакал с коровы кожу, вырезал кусок для сандалий.
– Надо иголку и дратву, можешь расстараться?
– Это можно.
И опять лев отбежал за холм.
Шакал пощупал кожу – помял, потискал – не кому ведь, самому льву сапоги шить, надо постараться!
– А какая жирная корова, такой никогда не перепадало шакалу: то-то вкусно!
А лев уж идет: иголку и дратву, получайте!
– Ложись, изюм, и протяни мне свою лапу! Надо пометить. Надо, чтоб уж по ноге, честь честью. А затем прикрепим.
Лев лег, задрал ноги.
Шакал взял его лапу, ткнул в лапу иголку.
– Что? не очень? Зато будет крепко.
И стал пришивать прямо по живому.
Лев застонал от боли.
– Ну! перестань, маленький, что ли? Чем больнее, тем потом будет приятнее: и не то что иголка, пила ни по чем, прямо хоть пляши по пиле!
А очень больно было.
Шакал пришил подметки прямо к ступням, перелентил ногу – сандалии! – как раз по ноге.
Чудесно! А теперь на солнце, пятки вверх, кожа подсохнет, и всякую боль забудешь.
Лев попробовал подняться – ступил на ноги.
И хоть ревмя реви – нет мочи!
И так это его разожгло, не удержался да лапой на шакала.
– Мошенник!
– Что? – шакал отскочил, – хорош! вот – благодарность!
Забрал коровью тушу и поволок.
Боль все жгее, все крепче.
С трудом прополз лев, лег на солнышке, задрал ноги на самый припек: поверил (поверишь!) – подсолнечнит – поможет.
А солнце как ударит в кожу-и стала кожа сохнуть: загрузило! а ноги уж как в гвоздяных тисках сжаты.
Задрав ноги, лежал лев на солнце и тяжело дышал.
А проходили мимо холма две рябки: кур и курочка.