Заяц остановился, будто передохнуть.
А волк хвост поджал: одной шкуры нет, не за ним ли черед? – да бежать, бежать без оглядки.
Бежит волк. Навстречу ему лиса.
– Куда это тебя несет, серый?
– Ой, смерть пришла.
– Какая такая смерть?
– Заяц царский указ привез: обезьяний царь мою шкуру требует.
– Не может быть!
– Ну, вот еще, сам видел: указ с печатью.
– Нашел дурака, а ты и веришь, я этого зайчищу на чистую воду выведу.
Волк уперся:
– Да ты убежишь, Лисавна, меня и сцапают!
– Да зачем бежать-то?
– А затем и бежать, давай схвостимся, а то иди одна.
Лиса согласилась: привязала свой хвост к хвосту волчиному. Волк подергал, крепко ли? Крепко.
И побежали волк да лиса выводить зайца на чистую воду. И легко добежали до норы волчиной.
Сидит заяц на красной тряпочке, как на орлеце, в лапках красный чайный ярлычок.
– От царя обезьяньего Асыки велено доставить сто лисичьиных шкур. Доставлено девяносто девять шкурок, одной шкурки нет.
Лисица как услышала – и! куда прыть! – да драла и волка за собой.
Волк прытче, лисе не угнаться. Бежали, бежали, упала лиса.
Уж мордой назад тащится, бок трется о камни, вся шкура долой.
Волк оглянулся.
– Бессовестная, еще и шубу снимает! – и погнал в гору.
А когда добрались они до самой верхушки, мертвая лиса скалила зубы.
– Мучаешься, стараешься, а у вас одни смешки! – Волк едва дух переводил, пенял лисе.
Жил-был медведь и было много у него медвежатов. Медведь один – дела по горло: встанешь утром, иди по дрова, за детьми некому и присмотреть.
И раздумался медведь: неладно так– без призору медвежата, мало ли грех какой, и подерутся, и зверь какой обидит, обязательно надо глаз.
Насушил медведь мешок сухарей, взвалил мешок на плечи и пошел в путь-дорогу: отыщет он человека, человек и будет его медвежатам за няньку.
Навстречу медведю ворон.
– А! Медведь! Куда пошел?
– Ищу человека, медвежатам няньку. Без призору невозможно, а мне дела по горло, приходится по делу отлучаться.
– А что это у вас в мешке?
– Сухари.
– За три сухарика я, пожалуй, готов присмотреть за твоими медвежатами.
– Сухариков мне не жалко, – усумнился медведь, – а ловко ль ты няньчить будешь?
– Очень просто: кар-гар! кар-гар! – закаркал ворон.
– Нет, такая нянька не подходяща.
И пошел медведь дальше.
Навстречу медведю коршун.
– А! Медведь! Куда пошел?
– Ищу человека, медвежатам няньку. Без призору невозможно.
– А что это у вас в мешке?
– Сухари.
– Ну, что ж, за три сухарика я согласен няньчить.
– Трудно тебе их няньчить-то! – усумнился медведь и в коршуне.
– Чего трудного-то? – и коршун закричал по-коршуньи: в ушах засверлило.
Медведь и разговаривать не захотел, пошел дальше.
Навстречу медведю заяц.
– А! Куда, Миша?
– Ищу человека, медвежатам няньку. Сам знаешь, без: призору невозможно, а мне и так дела по горло, приходится из дому отлучаться.
– А что это в мешке-то?
– Сухари.
– Дашь сухари, буду нянькой.
– Да ты сумеешь ли няньчить-то?
– Еще бы, мне, да не суметь! Останусь я с твоими медвежатами. «Медведюшки, скажу, милые, мои медвежатушки-косолапушки, тихо сидите, не ворчите, лапками не топочите, вот вернется из леса батя, принесет меду-малины: соты-меды сахарные, малина сладкая». Буду им говорить, буду их поглаживать по спинке, по брюшку по мягонькому. «И! медвежатки, у! медвежатушки-косолапушки!»
Медведь слушал – слушал, растрогался.
– Ну, Иваныч, согласен: хорошо ты няньчишь.
– Еще бы! – заяц зашевелил усами, – ну, давай мешок посмотрим!
Развязал медведь мешок, заяц всунул туда мордочку, перенюхал сухарики и остался очень доволен.
– Я согласен.
Взвалил медведь мешок на плечи – Зайцеву плату – и повел зайца в свою берлогу к медвежатам.
– Вот вам, медвежата, нянька, слушайтесь!
И возгнездился заяц в медвежьей берлоге на нянячью должность.
Поутру ушел медведь по дрова. Слава Богу, теперь ему очень беспокоиться нечего: заяц присмотрит.
А заяц, как только медведь из берлоги, скок к медвежатой кровати да всем медвежатам головы и оттяпал, положил головы рядком на кровати, прикрыл одеялом, – только носики торчат. А сам сгреб туши да в котел, налил воды и поставил суп медвежий варить.
И пока суп варился, прибрал заяц берлогу, медвежатые мордочки молоком измазал, закусил сухариком и присел к огоньку старье медвежье чинить.