Выбрать главу
* * *

Проводив волхвов, Ирод притаился в окне, смотрит на дорогу –

по дороге в Вифлеем сквозь вечерний сумрак звездами горят царские короны лопарских царей.

«Волхвы найдут младенца Христа – волхвы вернутся в Иерусалим –

волхвы расскажут ему о младенце – и он, царь, первый пойдет к Христу с поклоном!»

Не поворачивая шеи и дрожа, Ирод вдруг начинал хохотать неожиданно громко баском:

«Он первый пойдет к Христу на поклон ——! Не начнется день, как не будет в живых Христа – царя Христа, который победит всех царей, возьмет все царства, всю землю!»

– Я – царь!

Весь вечер караулит царь волхвов, притаившись у окна.

И ночь. Не возвращаются волхвы. Донесли царю, что волхвы в Вифлееме пропали.

– Пропали?

– нет, не пропали: обманули! –

– Обманули!

– насмеялись! –

– Насмеялись!

– некого и нечего больше ждать! –

«Жив Христос! – Он победит всех царей! – победит Ирода-царя!

– отнимет все царства! – у Ирода-царя отнимет его царство!» В ярость пришел царь: топал ногами и кричит и плачет –

от обиды,

от бессилья.

И велит царь: идти в Вифлеем и там истребить всех младенцев до двух лет.

* * *

Барабанный бой и трубы – гремит среди ночи царский город Иерусалим. Площади переполнились народом. По улицам бегут люди: кто-то крикнул: «стреляют из пулеметов!»

С музыкой и песней выступил карательный отряд в Вифлеем.

Звездная ночь морозит крепко. Похрустывал снег под ногами.

В полночь, достигнув Вифлеема, солдаты с музыкой и песнями вступили в город.

И началась расправа.

Дети ничего не знали. Они никаких царей не знают, – ни Ирода-царя, ни сына его. И никаких клятв, никаких заповедей – Ирод ли обманул волхвов, волхвы ли обманули Ирода? – они говорили по-своему и смотрели по-своему «своими глазами». Они улыбались – так улыбаются дети. Они играют, смеются, плачут.

* * *

– И не было на земле грознее ночи, и нет грознее ночи, и не будет, как

эта вифлеемская ночь в святые дни Рождества – в первый день новой жизни нового завета! –

* * *

Солдаты врывались в дома и, отрывая у матерей от груди малюток,

свертывали им шею, как цыплятам; других выбрасывали из колыбелек и сонных прихлопывали сапожищем.

Дети просыпались от крика и, ничего не понимая, сами подставляли шею под нож, – и их резали тут же на месте.

Дети, ничего не понимая, хватались ручонками за блестящие сабли – игрушка! – и их резали тут же на месте.

Вытаскивали детей, как котят, на улицу и давили лошадьми, и вешали, и кололи пиками, и разрывали, и топили в проруби, и шпарили, и бросали в костер.

Глубокие сугробы тают от горячей крови. И покрывается земля алой ледяной корой.

Звезды, наливаясь кровью, померкли.

– и не разберешь: скольких годов и каких ребят убивать велено! –

* * *

По случаю переписи кто-то пустил слух среди детей вифлеемской голытьбы, ютившейся в углах и каморках, будто ночью придут из месткома

«записывать детей на елку!»

Дети постарше не спали ночь: дожидались. И когда пришли солдаты, ребятишки бросились к солдатам: «записать их на елку!»

Петька, внучонок Соломониды, стороживший весь вечер, задремал на пустой бабушкиной кровати. Вот сквозь сон слышит – шумят на улице! – проснулся, думает: «зовут!» Да на улицу.

Кричит:

– Меня не забудьте!

Чуть не плачет:

никогда он ни на какой елке не был!

Солдат схватил Петьку:

– Не позабудем! —— да винтовкой его –

И, не пикнув, ткнулся Петька носом – и потекла кровь изо рта.

* * *

Барабанный бой, трубы не могли заглушить отчаянного вопля и крика матерей, и стона, и жалобного горького плача.

– каменное сердце содрогнется от этого детского плача! –

До рассвета шла резня в Вифлееме и в пригородах.

* * *

– Четырнадцать тысяч младенцев замучены в Вифлееме в эту кровавую ночь в святые дни Рождества – в первый день новой жизни нового завета! –

* * *

На рассвете выступили солдаты из Вифлеема и пошли в Иерусалим, кровавя дорогу, по пути коня и вола, пастухов, старухи Соломониды и вещих лопарских царей.

Гремит музыка.

А крики и вопль несутся вдогонку – и далеко по всем дорогам разносится плач.

– каменное сердце содрогнется от этого материнского плача! –

* * *

Фыркала лошаденка.

Слез с саней Иосиф, стал прислушиваться: чудилось старику –

сама земля кричит!

И вспомнил он слова Богородицы:

«Вижу я, дедушка, двух людей: один человек смеется, и я с тем радуюсь – будет у него большая радость; а другой человек плачет, и я с тем горюю – будет у него большое горе». И понял – предвещавшие земле на новую жизнь: