Выбрать главу

О ту пору в Ученых Записках Раниона (Российской Ассоциации Научно-Исследовательских Институтов Общественных Наук) появилась статья профессора-антрополога В. К. Никольского о Сибирской ссылке протопопа Аввакума: материал – по архивам, много новых и точных данных о протопопе.

Товарищ по кабинету, историк старого закала, без набившего оскомину казенного принудительного «материализма», обратил мое внимание на статью и познакомил с автором.

«Какой чудесный антирелигиозный фильм можно сделать из жизни Аввакума. Хочу непременно за это взяться!» – выпалил Владимир Капитоныч. И как отбрил.

Дело происходило на людях и, хоть никто за язык не дергал, как было не воспользоваться случаем и не засвидетельствовать свою «лояльность», или, употребляя оборот протопопа, запуганную «… душонку»? Тем разговор и кончился. А жаль: умный человек Владимир Капитоныч, и глаз без засоринки, ясный.

Я понимаю, мне ли не знать человеческую немощь, и не судьей с черствым сердцем, сухарем со своей бесчеловечной справедливостью хочу быть в несчастье, но передо мной неотступно стоит русский образ – человек – литая громада блестящая, блистающая крепью, для которого не надо никаких предохранительных мер или, по-советски, «окапываться»: протопоп Аввакум.

Книжный магазин «Международная Книга» на Кузнецком мосту. Разрешается не только посмотреть и руками потрогать, можно и приобрести книгу, – а попадают и очень ценные. Надо только захватить вовремя, а это возможно в первые дни после выпуска книги, ведь доля из общего тиража, поступавшая на внутренний рынок, была, что называется, символическая, и что по-русски нагляднее: на – выкуси! И вот, чтобы чего не проворонить, я от Бабефа, раньше как в подвал, теперь на Кузнецкий. И протоптал себе дорожку, шито-крыто, околом и проломом, как лиса в курятник.

На прилавке: «Памятники истории старообрядчества XVII в. Книга первая, выпуск I». Раскрыл я книгу, и как носом повел по странице, в глазах инда зарябило: Аввакум! – писания протопопа Аввакума. Это была первая часть и притом большая его сочинений (вторая так никогда и не вышла!). Тираж 900 экземпляров, начата набором в 1916 г.

Забрал я в «обе лапы» дорогую мне ношу и уж не лисой, а медведем прямиками по московским улицам и переулкам в Маркса и Энгельса. Там отодвинул я Бабефа, развернул книгу. Теперь я не безрукий: основной материал есть, – смешно было бы подумать, чтобы мне да на попятный! И не перевод жития и даже с примечаниями, – я должен написать историческое исследование.

Мысль написать исследование так меня закружила, что на первых порах я даже собственную природную речь, не то, что забыл, а вдруг точно затмение, столбняк, стал и стою, и отстать нету возможности, или гогочу без причины, видно, очень меня заняло, что ухватил быка за рога, – тогда-то и стали на Москве поговаривать, будто какой-то заезжий на старых книгах… «Чего?» – «Карпыч, что усы в сосульках». У меня тоже с непривычки усы примерзали. «И немудрено, – говорили мудрые люди, – уж очень у нас требовательно. Если другой раз, и русскому человеку хоть на стену лезь, а иностранцу – буржуазное ошмотье! – ни по чем не выдержать!»

Я ходил по букинистам и забирал все, что касалось раскола, все, где было про XVII век и что относилось к истории русской церкви, и описания монастырей, и древние акты, изданные до революции.

При нэпе открылись книжные лавки, и хозяева охотно отделывались от «нелегального» товару: книг «божественного» содержания. А на базарах можно было купить и рукопись.

В ту пору мне посчастливилось: я приобрел I-й том Материалов для истории раскола Субботина; а в другом месте попался IV-й и VI-й. В третьем – книги Сергея Белокурова, на мой глаз самого подробного и обстоятельного исследователя-историка XVI–XVII вв.

В «Международной Книге» комната до потолка набита старопечатными книгами: Кириллова книга, Книга о вере, Поучения Ефрема Сирина и Аввы Дорофея, Скрижаль, Требники, Служебники, Маргарит, Жезл правления, Грамматика Мелетия Смотрицкого – чего-чего не было! За какой-нибудь десяток рублей можно было все купить. И спасти.

Подтянул я поясок потуже – позабудь и пшенную кашу! – и набросился на редкости. Вот когда мечтал я иметь золотые горы.