На другой год, в самую Христову заутреню, как идти христосоваться, Иов как от сна очнулся: и на котором месте стоял в церкви, там и стоит. Кончилась служба, приходит он домой.
«Христос воскрес, родители мои!»
Взглянули старики: Иов, сын их! – «Воистину воскрес!»
Расплакались: не ждали ведь, не чаяли! – «Воистину воскрес!»
Спрашивают, где был, где пропадал: целый ведь год!
«И не год – только три часа! И завтра опять пойду».
«Да куда же ты – опять?»
«К Марку богатому: отнести ему надо златницу от крестного. Я ведь нашел крестного, у крестного я и был».
Еще только солнцу взойти, Иов прощается. И не пускали – «хоть бы с нами денек один прожил!» – ушел.
Приходит Иов к Марку богатому: сидит Марк у окна, качает в люльке родителей – старые они, ходить не могут.
«Прими, Марк, златницу, корми родителей, тебе на хлеб».
«Не надо мне золота: отымут у меня богатые, засудят судьи».
Вернул Марк деньги Иову. И вышел Иов от нищего – Марка богатого.
Идет Иов путем-дорогою:
– люди дрова перекладывают –
«Бог в помощь, добрые люди!»
«Ой, милый братец, рукавиц на руках нету, и видишь: без сапог, голы мы и босы, оборвались совсем, и от голода силы не стало. Спроси у Господа Бога: долго ли нам горевать?»
Дальше Иов идет:
– женщины воду черпают: из колодца в колодец воду ведрами переливают –
«Бог в помощь, добрые люди!»
«Ой, милый братец, кожа с рук слезла, иззябли. Спроси у Господа Бога: долго ли нам горевать?»
Дальше Иов идет:
– под углом дома старуха: держит дом на плечах – «Бог в помощь, добрый человек!»
«Ой, милый братец, всю спину разломило: этакую тяжесть день-деньской всё на себе. Спроси у Господа Бога: долго ли мне горевать?»
Дальше Иов идет:
– лежит щука на дороге – вот-вот глаза выйдут – рот разинула –
Пожалел Иов щуку.
И говорит ему щука: «Ой, милый братец, не могу без воды, и поплавать так хочется, не могу жить на земле. Спроси у Господа Бога: долго ли мне горевать?»
И приходит Иов к пещере.
«Здравствуй, крестный! Едва я нашел тебя».
«А где же ты был?»
«Я от Марка богатого».
«Ты всю землю прошел».
«Не берет Марк золота: отнимут, говорит, богатые, засудят судьи».
«Хлеба снеси ему».
«А когда шел я, попались мне люди: дрова перекладывают – очень мучаются, оборванные и голодные».
«Пускай перекладывают до века: зачем дрова воровали – обидой, клеветой, своим черствым сердцем отымали тепло у сердца!»
«Встретил я женщин: переливают воду из колодца в колодец: иззябли».
«Пускай переливают до века: зачем воду в молоко подливали – обманывали, обольщали сердце!»
«Еще встретил я старуху: держит дом на плечах».
«Пусть держит до века: зачем подслушивала под окнами – ссорила и разлучала!»
«Еще видел я щуку: лежит на дороге – перетрескалась вся, от жажды рот разинут, просится в море».
«Жадная, жестокая: пускай выглонет сорок кораблей, будет в море!»
Иов хотел было идти и передать слова крестного всем измученным: они там на дороге ждут его.
«Милый мой крестник, – остановил крестный, – есть у Загорного царя дочь, царевна Магдалина: возьми ее замуж. Я вас обвенчаю».
Простился Иов и пошел из пещеры назад той же дорогой.
Приходит Иов к щуке.
Обрадовалась: «Ну, что, милый братец?»
«А выплюнь ты сорок кораблей и будешь в море – свободна!»
Выплюнула щука корабль за кораблем – все сорок кораблей, и поплыла себе в море.
Приходит Иов к старухе: плечом дом держит.
«Ну, что, милый братец?»
«Горюй до века».
Заплакала старуха: «—— до века! когда же?»
Приходит Иов и к тем: дрова перекладывают, к оборванным и голодным.
«Ну, что, милый братец?»
«Горюйте до века».
И руки опустились: «—— до века! век вечный?»
Приходит Иов к Марку богатому.
«Марк, вот тебе хлеб».
«Не надо мне: мои родители померли».
Положил Иов на стол хлеб нищему – Марку богатому.
Обидно отцу и матери: не живет сын с ними.
«Не на то мы тебя ростили, что тебя дома нет!» – и горько старикам:
«некому будет и глаз закрыть».
Странником в крестного ходит Иов по трудным дорогам – сколько есть радости в мире, и в этом же мире такая невыносная мука:
«И неужто нет срока?» – «И горе – навеки?» – «И какая такая сила – освободиться?»
Говорит Иов отцу и матери: «Есть у Загорного царя дочь Магдалина: крестный просватал мне».
«Магдалину? В гное лежит она, страшно смотреть, ей и еду в окно подают».