Имя В. П. Никитина (1885–1960) постоянно встречается на страницах автобиографической прозы Ремизова 1940-1950-х гг., он хорошо известен как персонаж «Мышкиной дудочки» – «бывший урмийский консул, почетный легион и все персидские наречия от древнего пехлеви до современной арабской прослойки, эмир обезвелволпала» (Петербургский буерак-РК X. С. 134). С 1935 г., когда Ремизовы переехали на свою последнюю парижскую квартиру на ул. Буало, 7, они оказались соседями. Постепенно он входит в ближайший круг общения писателя, более того, каждое свое посещение со свойственной ему скрупулезностью фиксирует в записях, составивших своеобразную хронику – «ремизовиану», охватывающую период с 1943 по 1957 год (записи за 1943–1953 гг. хранятся в коллекции рукописей Никитина в Бахметевском архиве Колумбийского университета (Нью-Йорк), за 1954–1957 гг. – в ИРЛИ; о Никитине см. подробнее во вступ. статье в кн: Ремизов А. Павлиньим пером / Сост., вступ. статья и примеч. Н. Грякаловой. СПб.: Logos, 1994). Никитин стал вдохновителем и непременным участником «восточных бесед», проходивших на квартире Ремизова в знаменитой Кукушкиной комнате по четвергам (вечер четверга на Востоке – традиционное время рассказывания историй). Знаток Ближнего Востока, эрудит, умелый рассказчик, он заражал присутствующих своей увлеченностью. Посвящая ему проникновенные страницы в «Мышкиной дудочке», писатель раскрывал не только привлекательные черты личности ученого, но и свои «восточнические» пристрастия (Петербургский буерак-РК X. С. 57). Никитин знакомил писателя с образцами арабской поэзии разных веков, с суфийской лирикой, с персоязычной прозой, в том числе и современной. Трудно сказать, намеренно или нет, но вся книга Ремизова построена по суфийскому методу рассеивания. Сказки, басни, поучения, жития, диалоги, изречения, сведенные в едином художественном пространстве, постепенно, с помощью многопланового воздействия, создают общую картину. Она же, в свою очередь, и призвана передать тайное «послание» сознанию читателя.
В ПП Ремизов подошел к осуществлению своей давней идеи: объединить разные фольклорные «голоса» в едином хоре. Истоки замысла уходят в 1910-е гг., когда писатель впервые обратился к фольклору народов Сибири, Кавказа и Тибета (подробнее см.: Докука и балагурье-РК II (разделы «Сибирский пряник», сборники «Ё. Тибетский сказ», «Лалазар. Кавказский сказ»), а также: Данилова И. Литературная сказка А. М. Ремизова (1900-1920-е годы). Helsinki, 2010. С. 152–172). Социо-культурной мотивировкой такого интереса могли послужить масштабные праздничные мероприятия, проводившиеся в связи с 300-летием Дома Романовых, особенно знаменитая этнографическая выставка, демонстрировавшая колоритное многообразие населяющих империю народов, в том числе «экзотических». Характерно, что эстетическим ориентиром Ремизов избирается «примитив» – доперспективное средневековое искусство русской церковной росписи. Суть своего замысла писатель изложил в одной из автобиографических статей: «Мне пришло на мысль выразить русским голосом – самым в мире свободным и громким по мечте своей – голос народов всего мира,
народов отверженных, „диких“, затесненных, обиженных, погибающих и погибших.
Пусть прозвучит по-русски их заветное на всеобщем суде!
Это вроде как на старинных фресках, сохранившихся в старых русских соборах, <…> в „Страшном суде“, когда олицетворенные выходят целые страны и народы – „литва“, „русь“, „арапы“ – и говорят о себе – из уст ленточка и надпись на ней:
свое последнее слово.
Мне удалось положить лишь маленькие камушки – сказ сибирский, сказ кавказский, сказ тибетский; Чакчыгыстаасу, Лалазар, Ё» (русский Берлин. С. 184).
В 1922 г. в Берлине один за другим выходят ремизовские «сказы» отдельными изданиями, а по существу – переизданиями, так как каждый цикл уже публиковался ранее в России. На протяжении всего десятилетия на страницах периодики русского зарубежья публикуются ремизовские сказки, вдохновленные фольклором и других ареалов: арабские, негритянские, подкарпатские, кабильские. Следующим значительным этапом в кристаллизации замысла стало объединение по принципу монтажа всех «нерусских сказок» под одной обложкой в виде макета книги. В фонде Ремизова в ИРЛИ (Ф. 256. Оп. 1. Ед. хр. 9) сохранились две тетради со вклеенными печатными текстами сказок, в ряде случаев сопровожденными авторской правкой. Содержание тетрадей следующее. В тетрадь «I. Сказки нерусские» входят две арабские сказки, две негритянские черные, семь басаркуньих подкарпатских, кабильские (десять «шакальих» и одна вне цикла), тибетские заяшные (пять); в тетрадь II – девять сибирских, сюда же вклеена книга «Лалазар. Кавказский сказ» (Берлин, 1922), однако графическая обложка, представленная во всех предыдущих случаях, отсутствует.