Авторизованные тексты: I. Сказки нерусские // ИРЛИ. Ф. 256. Оп. 1. Ед. хр. 9; МПП-2 (печ. текст НРС).
Текст-источник: цикл «Ронгу чжу». Булюк 4 (Потанин Г. Тибетские сказки и предания. № 20. С. 429–430).
Комментарий см.: Докука и балагурье-РК II. С. 697–698 (сост. И. Ф. Данилова).
5. Злой заяц
Впервые опубликовано: Огонек. 1917. № 31. 13 авг. С. 486–489, под загл. «Заячья губа», вместе со сказками «Заячья защита» и «Заячий указ» под общим загл. «Ё – Алексея Ремизова – Тибетские народные сказки».
Прижизненные публикации: Ё. Заяшные сказки (Тибетские): Для рассказывания // Игра. С. 50–55, под загл. «Заячья губа» в составе цикла из шести сказок; Ё. Заяшные сказки тибетские. Чита: Скифы, 676
1921. С. 16–20, под загл. «Заячья губа»; ПН. 1922. 1 янв. № 526, под загл. «Жил-был медведь…», вместе со сказкой «Подружились волк, обезьяна, ворона…»; Ё. Тибетский сказ. Берлин: Рус. творчество, 1922. С. 11–13, под загл: «Жил-был медведь…»; НРС. 1957.3 февр. № 15926. С. 2, в цикле под загл. «Заяц: Сказ тибетский», вместе со сказками «Заячий указ» и «Звериное дерево».
Авторизованные тексты: I. Сказки нерусские // ИРЛИ. Ф. 256. Оп. 1. Ед. хр. 9; МПП-2 (печ. текст НРС).
Текст-источник: цикл «Ронгу чжу». Булюк 5 (Потанин Г. Тибетские сказки и предания. № 20. С. 430–433).
Комментарий см.: Докука и балагурье-РК II. С. 700–701 (сост. И. Ф. Данилова).
6. Звериное дерево
Впервые опубликовано: Огонек. 1916. № 52. 25 дек. С. [15], с подзаг. «Тибетская статуэтка».
Прижизненные публикации: Ё. Заяшные сказки (Тибетские): Для рассказывания // Игра. С. 56, заключит, в цикле из шести сказок; Ё. Заяшные сказки тибетские. Чита: Скифы, 1921. С. 21; Ё. Тибетский сказ. Берлин: Рус. творчество, 1922. С. 42–43, под загл. «Четыре зверя сошлись у древа…»; НРС. 1957. 3 февр. № 15926. С. 2, заключит, в цикле, вместе со сказками «Заячий указ» и «Злой заяц».
Авторизованные тексты: I. Сказки нерусские // ИРЛИ. Ф. 256. Оп. 1. Ед. хр. 9; МПП-2 (печ. текст НРС).
Текст-источник: «Дерево Тунбачжи» (Потанин Г. Тибетские сказки и предания. № 14).
Комментарий см.: Докука и балагурье-РК II. С. 701 (сост. И. Ф. Данилова).
IV. Суфийная мудрость*
Данный цикл создавался в непосредственном творческом контакте с ориенталистом, иранистом и курдологом В. П. Никитиным (подробнее см. с. 653, 655, 657 наст. изд.). В письме к Ремизову от 20 июня 1957 г., то есть уже после публикации основного корпуса текстов данного тематического ансамбля, Никитин выражал признательность писателю за годы совместной работы над литературой Востока: «Мне хочется низко поклониться Вам и от всей души поблагодарить за доброе ко мне расположение. Оно позволило заглянуть в мастерскую <…>. И в той же мастерской в кукушкиной комнате, мы читали часто „Римские деяния“, московские грамоты, сказки, „Калилу и Димну“. Вы ввели меня в круг чтения старинных повестей, я почувствовал их своеобразную прелесть. Звучание Востока и для Вас и для меня было чем-то нас объединяющим в его искании» (Ms. Coll. Nikitine: черновик письма) и затем в письме от 24 июня того же года продолжал: «<…> По субботам, пока на моей шее была банковская лямка, потом по четвергам, я у Вас. Одно время хорошо работалось вместе, пока глаза и голос не устали. „Римские Деяния“, „Панчатантра“, „Семь мудрецов“, „Мелюзина“, „Калила и Димна“, „Анвар-и-Сохейли“, а до Косьмы Индикоплова дочитаться не привелось. Зато Хасан Басрийский, Бишр Босоногий и другие суфии попали в ремизовский сказ» (Там же; отпуск под копирку). После смерти писателя его ближайшее окружение не оставляло намерений издать последнюю книгу Ремизова, включающую переработки суфийских памятников. Для этой книги Никитиным и было написано «Объяснительное слово к „Суфийной мудрости“», датированное 10 февраля 1958 г., являющееся важным свидетельством о литературных интересах писателя в самые последние годы его жизни и существенным источниковедческим документом (приводим его здесь в сокращении, полный текст: ПП. С. 191–193).
«Впервые прозвучавшая в русской художественной прозе „Суфийная мудрость“ сообщалась ему мною на основании исследования современного персидского мыслителя Хасана Казем Заде Ираншехра. За исключением замечательного коротенького рассказа о „Хромой м<о>шке“ <см. „Хромой толкачик“. – Н. Г.>, заимствованного мною из „жития“ суфийского шейха в Ардебиле Сафи-Эд-Дина, родоначальника первой национальной династии Сефевидов (III–IV вв.) в Персии, под заглавием „Сафват-ос-Сафа“ („Чистота чистот“, т. е. чистейшая чистота, сочинение – XIV в.), она не исчерпывает содержания наших с А. М. восточнических бесед и занятий. Мы читали „Повесть о семи мудрецах“, восходящую, к индийскому оригиналу, изучавшуюся специалистами – Срезневским, Веселовским, Буслаевым. Знакомились с „Калилой и Димной“ в издании широко известного арабиста И. Ю. Крачковского. А. М. извлек из этих басен повесть „Стефанит и Ихнелат“ (по славянской, через Византию, версии) и сказку о черепахе и утках (персидская версия – Анвари-Сохейли). А. М. очень ценил восточную образность в этой сказке. В тихой заводи две утки подружились с черепахой. Когда вода стала иссякать, утки собрались улететь. Черепаха взмолилась. Утки взяли ее с собой, <она> уцепилась ртом за палку, подхваченную ими. Но вопреки условию рта не раскрывать, не удержалась, увидев людей, удивлявшихся внизу, раскрыла рот (чтобы объяснить им), упала и разбилась. В арабских касидах поэтов Шанфара (доисламского периода) и Мутанаббия (X в.) образы еще красочнее и сильнее. Дыхание аравийской пустыни, бедуины-фарисы, междуусобия. <…>