И сказал Варлаам:
– Знаю, вы внешними очами видите только внешнее и судите так, сердечные же ваши очи не отверзты! И вот тот первый осужденник, которого испросил я у народа, был во многих грехах человек и осужден по правде за преступные дела, но когда судьи осудили его, пришло в его сердце раскаяние, а помогающих у него никого не было, и оставалось ему – погибнуть. А тот другой осужденный – неповинный, напрасно осужден был, и я видел, мученической смертью умирает и уж венец на голове его видел, он имел себе высшего помощника и избавителя, и участь его была выше нашей! Но вы не соблазнитесь от слов моих, и одно помните: горе тому, кто осудил неповинного, и еще горше тому, кто не стал на защиту неповинного!
И это памятным осталось на Руси русскому народу.
Царевич Алей*
Был великий хан царь Огодай.
Правил Огодай своим царством разумно, и был порядок в его царстве. И быть бы ему довольну, да случилось большое горе:
царица Туракина лежала в проказе.
Печально проходили годы. Не собирал Огодай пиры, как раньше, не затевал игрищ, не тешился потехой.
Кроток вырос Алей царевич. Женился Алей – и опять горе: царевна Купава сделалась бесноватой.
Разумно правил Огодай своим царством, разумные давал законы, и любил Огодай о божественном послушать –
очень хотелось ему Христа увидеть!
Раз прилег Огодай отдохнуть после обеда, лежит себе раздумывает – и видит, откуда ни возмись, птичка! летает посреди палаты, и такая необыкновенная! Смотрит Огодай на птичку и диву дается.
А птичка взлетела под потолок, да как ударит крылом – посыпалась с потолка известка, да пылью Огодаю прямо в глаза ——
и ослеп Огодай.
Ослеп великий хан царь Огодай!
И сумрак покрыл царские палаты. И никому не стало доступа во дворец – крепко затворился Огодай.
И еще печальней потянулись дни.
А слух уж пошел: стали в народе поговаривать –
«слепотой поражен царь!»
И стало в народе неспокойно.
Призвал Огодай царевича Алея:
– Иди, – сказал сыну, – в дальние земли, да не бери с собой никого: еще станут обо мне расскказывать, о моей слепоте! Один иди, собери дань: на это мы и проживем! Как узнают люди, что ослеп я, придет другой царь и захватит наше царство. А что соберешь, то и будет нам напоследок.
Пошел царевич Алей в дальние земли – и никого с собой не взял, как отец наказывал ему.
А был Алей очень жалостлив –
жалко ему было слепого отца,
жалко прокаженную мать,
жалко бесноватую жену.
И много тужил он.
В дальней земле нанял Алей себе слуг и собирал дань с «великой крамолой» –
и мало давали ему.
Спешил Алей – и ничего не выходило путно.
А наемные слуги, крамолой возмутив народ, оставили его.
Жалостью замучилось сердце:
жалко ему было народа, что возмутил он крамолой – жалко наемных слуг, до его прихода мирных людей, обольстившихся легкой наживой и ожесточенных наемным делом –
жалко ему было отца, мать и жену: придет другой царь, возьмет их царство –
«И куда пойдут они: слепой, прокаженная и бесноватая?»
«Кому таких надо?»
«И сам он, чем им поможет?»
«И хоть бы дань собрал – это и было бы им про черный день, а то ничего! И то малое, что дали ему, он отдал, как плату, наемным слугам, а они же, получив деньги, бросили его!»
За городом при дороге сидел царевич Алей один с пустыми руками
– и лучше бы ему самому ослепнуть, как отец ослеп!
– быть прокаженным, как лежит мать прокаженная!
– стать бесноватым, как жена бесноватая!
– и лучше бы ему самому быть тем народом, обиженным им через наемных слуг, тем ожесточившимся народом, излившим ожесточение свое и обиду в непокорстве!
– и лучше бы поменяться ему местом со слугами, которых проклинает народ, и, которые, исполняя волю его, за все его же одного и винят!
И когда так сидел царевич Алей при дороге, покинутый, со своей отчаянной жалостью и уж чернело в его глазах – и сумрак, кутавший его, был ночнее сумрака, упавшего на отцовский дом;
непрогляднее сумрака, простершегося над обиженным, ожесточенным народом,
удушливей сумрака, обнявшего наемных слуг, промотавших и плату и награбленное.
И когда почувствовал Алей, что один он на земле – кругом один! – какой-то подошел к нему:
– Возьми меня, – сказал он, – я тебя не оставлю.
– А откуда ты?
Странник показал на гору –