Стучит
сердце,
колотится.
Раскрыты губы к мертвым –
горячие
к любимым устам.
Тоска,
тоска любви неутоленной,
неутолимой –
———
Стучит
сердце,
колотится
– отвергнутое сердце! –
И очервнелись мертвые,
зашевелились холодные губы –
и вдруг, отшатнувшись от поцелуя,
дыхнули исступленным дыхом
пустыни.
———
Задрожала гора,
вздрогнул терем,
выбило кровлю,
согнулся железный тын,
подломились ворота –
– попадали чаши и гости –
кто куда, как попало:
царь, царица,
глумцы, скоморохи,
кони, волки,
кобылы, лисицы,
старухи, козлы,
турицы, аисты, туры,
павлины, журавли,
петухи
и береза́-коза,
и медведи –
«Пусто место ——!!!»
Злая ведьма
и с ней ее сестры,
– одна другой злее –
без зазора, без запрета
ринулись по черной горе –
прямо в терем.
И другие червями
ползли по черной горе –
прямо в терем.
Там заиграли волынку –
– чёртов пляс –
шипели полосатые черви,
растекались,
подползали –
– чтобы живьем заесть черного казара –
царя Ирода.
– Слышен их свист за семижды семь верст. –
В вихре
вихрем унесло Иродиаду.
Красная панна
Иродиада –
несется неудержимо,
– навек обращенная в вихорь –
– буйный вихорь –
плясовица проклятая.
И пляшет
по пустыне, вдоль долины, вверх горы –
над лесами,
по рекам, по озерам,
по курганам, по могилам,
по могильным холмам,
по могильникам.
И раздирает черную гору,
сокрушает нагорное царство,
нагоняет на небо сильные тучи,
потемняет свет,
крутит ветры,
ви́рит волны,
– вал на вал –
пляшет плясея проклятая.
Белая тополь,
белая лебедь.
И тесно ей,
– теснит грудь –
и красный знак вокруг шеи
красной огненной ниткой
жжет.
Но пляшет –
не может стать,
– не знает покоя –
вся сотрясаясь,
всё сотрясая.
Так вечно-навечно
до скончания века,
на веки
бескончинные.
Сисиниева молитва*
В Гадояде, в стране стеклянной, царствовал некогда сильный и могучий царь Гог с царицей Магогой. Родила ему царица шестерых сыновей, да таких – загляденье.
Славно царство Готово, не сосчитать в нем богатств, золотой казны, и скота, и тучных нив.
Привольны поля – хоть туда, хоть сюда – не окинет глаз: там пашут железной сохой до самого моря, вышина борозды – сажень. А лес, что в небе дыра, ни деревца кривого в лесу. Завернулись золотые бережки по рекам и по светлым озерам.
Дивности исполнена стеклянная страна, только было бы всё поживу, подобру и поздорову: ели, пили, кручины над собой не знали. И вот, как снег на голову: нашло на царство страшное войско комариное – ввалилось в Гадояд, пошло потопом: хочет голодное крови пососать!
Скликнул царь князей, бояр, мурз, царевичей, ударил всей силой и одолел комариное войско – и ни капельки крови не попало в их голодную глотку; а старого комара, начальника комариного, в темницу посадил – в каменный мешок.
И взмолился из темницы старый комар, говорит царю:
– Дай мне твоей крови пососать, а не то запечется тело твое, что еловая кора, погибнешь сам и всё твое царство и дети твои, дай мне твоей крови пососать!
Рассердился царь, шлет палачей, велит казнить комара.
И день казнят, и другой – три дня казнят, не могут извести: на третьей вечерней заре извели комара – погиб комар.
На третьей вечерней заре из-за холодных гор показалась Вещица.
– Эй, Го-ог! Выведи своих детей к холодным горам, зарежь детей, нацеди горячей крови их, помажь голову старому комару, эй, царь!
Посмеялся царь словам Вещицы, устроил пир на весь мир и пировал всю ночь.
А наутро не стало царских детей.
Схватился царь, посылает в погоню гонцов. И вернулись гонцы – не вернули царских сыновей.
Всякой ночью – на молоду и под полн, на перекрое и на исходе месяца – показывалась Вещица из-за холодных гор.
И горе тому, на кого упадет ее глаз:
она сомкнет уздою уста, высосет душу и только одни оставит глаза на немилый свет – постылую землю.
И горе тому, кто отзовется на ее отклик:
она войдет и ляжет на сердце, щемит неведомой тоской, недознанной грустью, недосказанной кручиной, и тот с утра до вечера кидмя кидается из дверей в дверь, из ворот в ворота, из села до села – на погост.
И горе тому, кто в напущенном сне полюбится с ней: бросится она в голову, в тыл, в глаза, в уста, в сердце, в ум, в волю, в хотенье, во всё тело и кровь, во все кости и жилы, и тот нигде пробыть уж не может и мечется всю свою жизнь – червь в ореховом свище.