Слез царь с коня, стал перед конем на колени – и конь на колени стал.
———
Тут надоело смерти ждать, как коснёт —— скосила она голову царю и, взвыв, пошла по болоту в поле-поляну к окатному шелому в свои костяные чертоги.
Проснулся Сисиний, кличет царя – а царь мертв: не может подать голоса; и царский конь в болоте по губы – не может выдраться.
Повздыхал Сисиний, помолился и, боднув коня, поскакал один в путь.
Путь полунощный – путь на девять зорь по трем тропам за холодные горы. За холодными горами под травой красной, белой и черной, на костях погубленных детей бесное гнездо. Без отдыха три зари едет Сисиний и видит: идет по пустыне –
она шла по пустыне, блеща огнем – длинные до пят волосы крыльями горят за ней, и от всего тела ее пышет пламенем.
– Кто ты, откуда и как имена твои? – крикнул Сисиний.
– Я крыло Сатанино, я мор-ах-хо… – и, захлебнув глазами Сисиния, прожгла его насквозь, так что золото расплавилось на нем.
Тогда Сисиний, вздернув коня, схватил ее со всего плеча за волосы и, сбив в меч, стал бить и колоть ее: требуя выдать царских сыновей и последнего.
– Я пожрала их! – воскликнула Вещица.
– Так изрыгни.
– Ты наперед изрыгни матернее молоко, которое сосал ты.
Горячо молясь, духом напряг Сисиний всё свое существо: глубинной памятью вмиг прошел он свои годы – до года – до колыбели:
и вот на губах его белое засладилось матернее молоко.
———
И тогда, пораженная чудом, Вещица сдалась:
и все семь царских сыновей предстали живьем.
———
– Клянусь тебе крылом Сатаны, – воскликнула Вещица и вдруг переменилась: опали крылья, погасло пламя, и только глаза горели, – кто напишет имя мое и будет при себе носить: не войду я в дом того человека, ни к жене его, ни к детям его, пока стоит земля и небо…
– Скажи же, проклятая, имя твое!
– А имя мое – двенадцать имен с половиной:
– Мора –
– Ахоха –
– Авиза –
– Пладница –
– Лекта –
– Нерадостна –
– Смутница –
– Бесица –
– Преображеница –
– Изъедущая –
– Полобляющая –
– Изгрызущая –
Го-
ля-
да.
Поясок*
Есть море каменное,
на каменном море столп,
на столпе стоит каменный муж:
высота его – от земли до небес,
широта его – от востока до запада;
каменный, зяблет заповедь,
каменный, воюет каменным посохом.
И всякому железу и окладу,
синему и красному булату,
стрелам простым и железным,
пулям свинцовым и оловянным,
серебряным, медным и каменным,
и пушечным ядрам железным,
и проволоки медной –
ни саблею сечною,
ни ножом разить,
ни копьем колоть –
не рушить меня.
Как воротят сковородными ушами сковороду,
так бы воротилось от меня железо
в свою матерь-землю,
а дерево в лес,
а перья в птицу,
а птица в небо,
а клей в свою матерь-рыбу,
а рыба в море;
и было б платье мое крепче шамина,
а булатней ковчега.
небо – ключ,
земля – замок.
Идет Адам дорогой,
несет в руках колоду;
порох – грязь,
пуля – прах;
он меня не убьет,
от меня не уйти.
небо – ключ,
земля – замок.
На море остров,
на острове гробница,
на гробнице белая голубь,
белая, шьет-зашивает
шемахинским шелком
кровавые раны.
– летит черный ворон ——
Ты, ворон, не каркай,
а ты, кровь, не капай:
ни от буйной пули,
ни от стрелы летячей!
Море котлянеет,
кровь не канет,
белая голубь!
Белая – голубь.
Взойдет с ночи туча,
молния сверкает,
гром и дождь,
дождем-водою нальет твое ружье,
напоит порох.
Ты не стрелец – ты чернец,
не ружье – кочерга,
не порох – сенная труха,
забитая палкой.
Столп медян,
железная верея.
В чистом поле тридцать
и три реки ———
две реки ——
едина река – черна смородина.
По реке бежит легкая лодка,
в лодке стар человек,
в руках длинная вострая сабля,
везет наго-сине-мертвое тело;
и сечет и рубит
сине-наго-мертвое тело;
а с того синя-нага-мертвого тела
кровь не течет и не канет.
Так и у меня из кровавой раны
кровь не течет и не канет.
Столп медян,
железна верея.
Блохи, клопы, тараканы,
всякая тварь,
вот иду я к вам гость:
мое тело, как кость,