Не копирование прописей и образцов древней скорописи, а самая росчеркная и завитная природа букв вдохновляет каллиграфа. И все иллюстрации к рукописным книгам – рисунки А. Ремизова от его каллиграфии.
Ремизов начал с усиков и завитков, которые довел до завитушек – одним махом без перерыва. Закругляющиеся или расщепляющиеся завитки принимали самые разнообразные формы, и легко было найти не только форму какой-нибудь морды, мурла, рожи, рыла и хари, про хвост и «мелочи» и говорить нечего, но и самые замысловатые китайские постройки. То, что называется «литературой» – преднамеренности – в этих рукописных рисунках никак не могло быть: все для себя и из себя.
Другие учителя чистописания: Иван Евсеевич Евсеев и Иван Алексеевич Иванов, оба из Строгановского училища, очаровались Ремизовскими завитушками, да не очень. Иван Евсеевич еще ничего, допускал кое-какие «безобразия», но Иван Алексеевич прямо заявил, что он «эти усы обломает». Иван Алексеевич – большой знаток в письме, «ученый каллиграф» – писал, как рисовал: и линия у него выходила прямая и тонкая, а строчку вел ровную – «абсолютный глаз». Он как-то прищуривался и нацеливался – хромой – когда, вспомянув старину, – все прописи на память знал – выводил, точно клал, на черной доске белым:
Америка очень богата серебром
Ремизову ничего не оставалось, как уступить и расстаться со своими «хвостами» – за годы он научился писать «каллиграфически» – четко, ясно, бисером, но учителем чистописания он не сделался, да видно и никогда не будет. Природа взяла свое, а ремизовская природа непокорная и своевольная – тянуло расшвыривать перо по листу в игре – как Бог на душу, положит, т. е. к самому настоящему искусству, природа которого без «почему», а «само по себе», «так», – «потому что», как говорят дети.
В России немало находится рукописных книг, альбомов, листов, грамот и свитков А. Ремизова. В одном из московских государственных музеев хранится рукописная книга Ремизова «Гоносиева повесть», относящаяся к годам после революции 1905 года. Эта паутинная, мелко расшитая буквами, книга – начало рукописных работ Ремизова.
На рукописно-рисовальные упражнения Ремизова обратили внимание петербургские художники: А. Н. Бенуа, К. А. Сомов, Д. С. Бакст, М. В. Добужинский, И. Я. Билибин, С. В. Чехонин, Б. М. Кустодиев, А. Я. Головин.
Впервые Ремизов выставил свои рукописные завитки в «Треугольнике» у Бурлюков, а первые рисунки появились в сборнике «Стрелец», у А. Э. Беленсона, автора «Голубых панталон».
В революцию из молодых художников очень внимательно отнесся Лев Бруни и Ю. П. Анненков.
Деятельное отношение Ремизов встретил в Берлине, познакомившись с Иваном Альбертовичем Пуни и Николаем Васильевичем Зарецким. Через Пуни Ремизовский рисунок появился в Das Kunstblatt. August-Heft. 1925. Berlin, а через Зарецкого рисунки и грамота воспроизведены в «Gebrauchsgraphik», luni 1928, Berlin, и в Die Litterarische Welt. N 19.1926. Berlin.
В 1927 г., в Берлине, в «Штурме» у Вальдена состоялась выставка рисунков Ремизова. В 1932 г. в Париже на выставке «Чисел», организованной Н. А. Оцупом – «рисунки французских и русских писателей», были рисунки и Ремизова. В сентябре этого года в Праге на выставке писателей, организуемой Н. В. Зарецким, будут показаны до 1000 рисунков и отдельные альбомы Ремизова: «Сны Тургенева», «Видения Гоголя», «Из Достоевского», «Из Лескова», «Из Писемского», «Бесноватая Соломония», «Взвихренная Русь», «Посолонь», и портреты современников – писателей, художников и музыкантов: Paris est en nos mains.
В период 1919–1920, когда писатели за невозможностью издать свои книги, сами стали переписывать их и иллюстрировать, кто как мог и умел, Ремизовым выпущены были несколько книг, из которых книжными любителями были отмечены по сложности письма и краскам, «золотая» – «Илья Громовник» и «волшебная» – гадальные карты Сведенборга. И теперь в Париже – пришла пора и на Париж – с конца 1932 г. по май 1933 Ремизовым сделаны 45 альбомов, заключающих в себе 80 рисунков и 285 страниц текста.
Как ни зайдешь вечерком на огонек, сидит Ремизов, пишет – и пишет с удовольствием: разводы пером разводит – дело увлекательное, только проку мало: товар на любителя – и кому это нужно, да и понять ничего нельзя. Помню из петербургской жизни 1919–1920 г. товарищ Ложкомоев из Петрокоммуны на керосиновых прошениях Ремизова ставил резолюцию и всегда «выдать» – и исключительно за почерк. Да, попадаются любители, да редко.