Выбрать главу

Публичное воспитание я начал в Москве, в специально-дворянском заведении… — Далее, до конца подглавки, Салтыков вспоминает в своем пребывании в Московском дворянском институте, куда был зачислен «пансионером» в 1836 г. и откуда в 1838 г. переведен в Царскосельский лицей. Биографический комментарий устанавливает достоверность как общей картины, так и деталей, сохраненных памятью писателя. Директор «заведения», «старый моряк», обозначенный инициалами С. Я. У. — капитан-лейтенант флота в отставке С. Я. Унковскнй, «сменивший его добрый человек, но не самостоятельный» — И. Ф. Краузе, «изобретатель субботников» сечения — инспектор В. К. Ржевский, производители «экзекуций» над воспитанниками — урядники в отставке, Кочурин и Купцов, упомянутые под этими собственными их фамилиями, и т. д. (подробнее см.: Макашин, 1, стр. 96-118).

…«питомцы славы». — Из стихотворения И. И. Дмитриева «Москва».

Кола — река в уездном городе Архангельской губ.

Судиславль — заштатный город Костромской губ.

Чистый понедельник — первый день (понедельник) Великого поста.

Теперь смута устранена. — Ироническое указание на политику реакции 80-х годов.

Ты прав, Платон, ты прав! наш дух не умирает! Сам бог, живущий в нас, в сей правде уверяет! — Этими словами начинается монолог Катона в последнем акте одноименной политической трагедии Д. Аддисона «Катон».

Suum quique — одно из часто употреблявшихся Салтыковым латинских выражений, восходящих к трактату Цицерона «Об обязанностях» (I, 5, 14).

«Московские куранты»… без передовой диффамации. — См. примеч. к стр. 130.

Кротиков и Козелков — образы пореформенных «молодых бюрократов» в салтыковской сатире 60-х годов («Помпадуры и помпадурши» и др.).

Монтеспанша, Ментенонша, Помпадурша… — Переложенные на русское просторечие имена исторических куртизанок — фаворитки Людовика XIV маркизы де Монтеспан, фаворитки (потом жены) того же короля маркизы Ментенон, фаворитки Людовика XV маркизы де Помпадур.

Леонтий Васильевич — Л. В. Дубельт, руководитель политической полиции при Николае I. Его главнейший осведомитель о литературе и литераторах Булгарин во время наполеоновских войн 1805–1807 гг. служил офицером в одном из русских полков, которым командовал Дубельт («отец-командир»), а в 1810 г. перешел в польские войска, организованные французами, и участвовал в походе 1812 г. на Россию («ренегат»). В 1814 г. Булгарин был взят в плен, амнистирован и остался в России. Его имя стало синонимом продажного литератора и политического доносчика («душа Булгарина улетает… а в комнате распространяется легкий смрад»).

Бак-Нин — город в Тонкине (теперешнем Северном Вьетнаме), при устье Красной реки; приобрел известность в 1883–1884 гг. вследствие ожесточенных боев за него французских колониальных войск.

Шпильгагена чествуют, а вот про то, что в Петербурге существует Общество для пособия русским литераторам и ученым… никто знать не хочет. — Салтыков высоко ценил Фр. Шпильгагена, автора романов «Из мрака к свету» (1861–1862), «Один в поле не воин» (1866) и др., ставил его в один ряд с «Диккенсами» и «Жорж Зандами» и писал о нем в статье «Уличная философия» (1864): «мы считаем его талантливейшим из современных беллетристов, дающим роману совершенно новое содержание» (т. 9, стр. 74). Но Салтыков резко отрицательно отнесся к той помпезности, с которой либеральные литературные круги обставили приезд Шпильгагена в Петербург на премьеру своей драмы «Gerettet». В связи с этим был образован комитет для чествования (под председательством Краевского), который решил встретить немецкого писателя хлебом-солью, преподнести ему золотой венок, устроить по подписке обед петербургских литераторов и вечер от Литературного фонда. По инициативе Стасюлевича участие в чествовании Шпильгагена приняла и Петербургская Городская дума. Городской голова, капиталист-книгоиздатель и книгопродавец И. И. Глазунов и член Управы нанесли немецкому гостю визит. Все эти помпезные и дорогостоящие манифестации, выдававшиеся за оппозицию правительству, вызвали тем большее недовольство у Салтыкова, что наложились на горестное впечатление от юбилейного, по случаю 25-летия существования Литературного фонда, заседания его Комитета (2 февраля 1884 г.). На заседании говорилось о трудном и шатком материальном положении этой организации, в деятельности которой Салтыков принимал живейшее участие. Обращенное же к Шпильгагену приглашение «читать» в пользу Литературного фонда Салтыков счел недопустимым для чести русских литераторов «попрошайничеством».

В журнальной редакции реплика о чествовании Шпильгагена завершалась призывом жертвовать деньги на поддержание Литературного фонда. После абзаца на стр. 110: «Право, лучше бросить…» — следовал заключительный текст:

«Кстати, вот и адрес председателя комитета Общества нуждающимся литераторам и ученым: Виктор Павлович Гаевский, Литейная, 42. От Думы это не особенно далеко. Стало быть, стоит только, по окончании думского заседания, съездить на Литейную и внести по усердию. Кто внесет пятьсот рублей — поступит хорошо; кто внесет тысячу рублей — поступит еще лучше. А с г. Глазуновым, который кое-что об «книжке» слыхал и знает, чем она пахнет, нельзя помириться дешевле, нежели на миллионе ста тысячах рублях.

В будущем месяце я сообщу читателям о плодах этого воззвания, но уже и теперь довольно отчетливо представляю себе, какие это будут плоды!»

Но на следующей книжке «Отеч. записок» журнал был прекращен правительством, и Салтыков не мог выполнить обещания сообщить читателям «о плодах» своего обращения. Однако оно было дважды перепечатано Сувориным в «Новом времени» (18 и 19 марта) и в третий раз процитировано с сочувственными комментариями в его очередном фельетоне серии «Письма к другу» (подпись: Незнакомец). Это обстоятельство, равно как и сама позиция Салтыкова, вызвали возражения со стороны М. М. Стасюлевича и Г. З. Елисеева. См. в наст. изд. ответные письма им Салтыкова от 19 марта и 1 апреля 1884 г. и соответствующий комментарий к ним.