Ира нахмурилась. Она терпеть не могла Валерьяна, и перспектива провести время в его обществе не улыбалась девушке. Но, взглянув на его смущенное, взволнованное лицо, поймав растерянную улыбку, она вдруг почувствовала, что, действительно, какое-то горе или неприятность, по крайней мере, случилась с юношей, и по свойственной ее натуре великодушию, пожалела его и скрепя сердце разрешила подождать ее.
Вадберский расцвел: лицо его озарилось улыбкой. Он крепко сжал и сильно встряхнул руку Иры и, еще раз рассыпавшись в комплиментах по ее адресу, вышел, звеня шпорами, за порог.
— Басланова, кто это?
— С кем вы говорили, Басланова?
— Какой интересный, кто он такой? — градом посыпались вопросы на Иру, лишь только высокая фигура кавалерийского юнкера исчезла за дверью. И чуть ли не все продавщицы модного магазина окружили Иру.
— Это мой родственник, — спокойно ответила девушка.
— А правда — он князь? Мы слышали, как он говорил Яше: "Доложи m-lle Баслановой, что ее хочет видеть князь Вадберский". Неужели правда? — изумлялась Илочка.
— Князь… конечно. Что же, однако, следует из этого? — спокойно обратилась Ира.
— Но, боже мой! Князь, богатый… знатный… Из аристократической семьи… из высшего светского общества! Надо дорожить таким поклонником, Басланова! — подхватила Машенька.
— Во-первых, он вовсе не мой поклонник, — сказала Ира, — а во-вторых, я и не знала, г-жа Иванова, что можно судить о достоинствах людей по их титулу и фамилии.
— А в вас еще прочно сидит классная дама, Басланова. Вы нет-нет и начинаете читать нотации, — съязвила Машенька.
— И очень сожалею, что эти нотации не приносят вам пользы, — отпарировала Ира.
В восемь вечера девушки веселой гурьбой высыпали из магазина, и когда Валерьян подошел к Ире, Илочка, Машенька, Тина и другие продавщицы проводили их насмешливыми взглядами.
— Наша-то смиренница поклонника себе нашла!
— В тихом омуте, знаете…
— Эта она с виду такой скромницей прикидывается, а на самом деле прелестная Ирочка — презлейшая кокетка.
Ира отлично сознавала, что служит мишенью для насмешек для сослуживиц, но нимало не обращала на это внимания.
— Говорите скорее, какое горе стряслось у вас, — обратилась она к своему спутнику, направляясь знакомою дорогой к трамваю.
— Но куда же мы идем, однако? — спросил Валерьян.
— К трамваю, конечно, — ответила Ира.
— Но, mon Dieu, я никогда не езжу на этой адски глупой машине, — запротестовал юноша и остановился перед франтоватым лихачом:
— Свободно, братец?
— Так точно, ваше сиятельство.
— Но… — начала было Ира.
— Садитесь, m-elle, он прокатит нас отлично, — засуетился Валерьян. — Воля ваша, но в трамвае я не смогу вымолвить и двух слов. Когда все соседи и визави уставятся на нас глазами разварной рыбы и будут ловить каждое слово со вниманием, достойным лучшего применения. Да и потом таким способом передвижения, какой я выбираю, вы достигнете дома значительно быстрее.
Тут Валерьян с манерой истинного джентльмена распахнул кожаный фартук перед девушкой, помог усесться Ире и, снова застегнув фартук, вскочил в пролетку и сел рядом, лаконично приказав лихачу: — Трогай, братец!
Легкий экипаж понесся, увлекаемый сытой и бодрой лошадкой. Ире было непритятно ехать с несимпатичным ей человеком на виду у сослуживиц в нарядном экипаже и чувствовать на себе их взгляды, горевшие завистью.
Пролетка, миновав Невский, вылетела на Дворцовую набережную.
— Дорогая сестричка! Спасите меня! — вдруг сказал Валерьян.
— Почему сестричка? И от чего мне надо спасти вас? — удивилась девушка.
— Сестричка, потому что вы родная сестра моего милого Andre, моего брата, мужа моей сестры, — торопливо заговорил юноша. — Да, да, вы моя милая, хорошая, добрая и великодушная сестричка. И вы должны спасти меня или… я погиб!
— Да в чем же дело? Объясните же толком! — уже начинала терять терпение Ира.
Самодовольное лицо Валерьяна с его тщательно закрученными усиками, казалось взволнованным и огорченным.
— Со мной случилось одно очень печальное происшествие, как пишется в дурацких романах, Ирина Аркадьевна. Вообразите себе: вчера я, Дима и Пестольский отправились на скачки. Вы знаете, конечно, что там не только любуются лошадьми, но ставят на них деньги, то есть, mille diables, как говорит мой приятель Дима, играют в тотализаторе. Играл, конечно, один Пестольский, а мы с Димой, как не имеющие права делать этого в качестве представителей молодежи, мы действовали через него, нашего старшего приятеля. То есть присоединяли к его деньгам свои и делали втроем, сообща, наши ставки. Все шло поначалу прекрасно. Пестолький ставил, мы выигрывали до тех пор, пока нас не подвела красавица Инфанта, премированная лошадь графа С… Эта-то злодейка и испортила нам дело. Все кругом кричали, что надо ставить на нее. Она всегда приходила первой. И вдруг на этот раз Инфанта изменила себе и нам. Победила другая лошадь. Мы с Димой и Пестольским потеряли в общей сложности довольно крупную сумму. Думая, что это случайность и что Инфанта сумеет нас выручить в конце заездов, мы повторили на нее ставку. И снова потеряли, тогда поставили на другого коня. Не повезло и тут. Словом, на мою долю пришлась цифра проигрыша в несколько сот рублей. Что было делать — занял у одного знакомого. Он, знаете, богат, располагает крупными суммами. Тут же на скачках Дима и познакомил нас. Денег он мне дал сразу, как только узнал, что я князь Вадберский. Ну, разумеется, расписку взял… Вексель я, как несовершеннолетний, не могу дать, он недействителен, а расписку дал и честное слово, что заплачу самое позднее завтра. Если же не заплачу — грозит написать отцу за границу. А вы знаете отца? С ним удар может случиться, если узнает, что я… играю на скачках… беру в долг деньги и тому подобное…
Валерьян казался еще более растерянным и смущенным в эту минуту.
— Мне очень жаль Юрия Львовича, — произнесла девушка, — но чем же я могу помочь вам, однако? И почему вы обратились именно ко мне, князь? Что я могу сделать для вас?
— О, все, сестричка! Решительно все! — не давая ей опомниться, продолжил Валерьян. — Подумать только: вы служите кассиршей в богатом магазине…
— Что вы хотите этим сказать? — спросила Ира.
— Ma parole (честное слово), нет ничего предосудительного в том, что вы возьмете три сотни рублей временно, на два, на три дня из кассы заимообразно и вручите их мне, — продолжал юнкер, — а через три дня я вам их отдам. Ma parole d'honneur, отдам в пятницу же утром, самое позднее вечером. Принесу непременно.
— Что вы говорите, Валерьян Юрьевич? Разве я могу взять без спроса чужие деньги?
— Без спросу? Чужие деньги? Mille diables, как говорит мой приятель Дима, зачем эти страшные слова? Во-первых, вы не возьмете этих денег, а только сделаете небольшой оборот с ними. Во-вторых, через три дня я буду иметь большую сумму от одного моего знакомого. Он даст мне ее. Обещал под честным словом, и вы положите деньги снова на место. В-третьих, когда у вас бывает недельная проверка кассы? В субботу? Да? Великолепно! Даю вам слово, честное слово князя Вадберского, что деньги у вас будут накануне этого дня.
Голос юноши звучал с такой силой и убедительностью, так искренне смотрели его печальные глаза на Иру, что усомниться в чистоте его намерений девушка никаким образом не могла.
Тем не менее, предлагаемая ей Валерьяном афера казалась Ире чудовищной.
— Ни за что на свете я не сделаю этого! — сказала она решительно. — Ни за что!
Валерьян стал темнее тучи.
— В таком случае за все придется ответить моему бедному отцу! — произнес он дрогнувшим голосом.
— Что вы хотите сказать этим?
— А то, что моя расписка будет отослана ему. И Бог весть, как подействует на него вся эта история!