— Ладно, — сказал он, — хватит. Кончайте комедию, работать пора.
Однако он ошибся. Суровость обидела Огастеса.
— Ах, вот как? — поинтересовался он. — Да я их в окно выброшу!
И, подняв сумку, он стал ею размахивать.
— Майк! — закричала Терри.
— Остановите его! — вскрикнул граф.
Майк кинулся к Огастесу и застыл на месте. Он услышал женский голос за дверью. Сумка, полная острых инструментов, ударила его по лицу. Вслед за этим раздался звон, она вылетела в окно и, судя по всплеску, упала в ров.
— От это да! — заметил медвежатник.
— Майк! — вскричала Терри. — Вы ранены?
Но Майк выскочил из комнаты и хлопнул дверью.
Глава XVII
Сообщники удивленно смотрели друг на друга. Первым заговорил граф.
— Пойду-ка я лягу.
— Почему он убежал? — спросила Терри.
— Глаз промыть, дорогуша, — объяснил Огастес. — А то распухнет, будь здоров. Ловко я его, однако!
— Шорти! — воскликнула дочь — Как ты думаешь, он ранен?
Лорд Шортлендс уклонился от обсуждения этой проблемы. Майк ему нравился, и при нормальных обстоятельствах он бы ему посочувствовал, но сейчас им владела мысль о том, что Огастес, должно быть, выпил не все. Отсюда следовало, что можно хлопнуть стаканчик, а после того, через что прошел бедный граф, это поистине необходимо. Время ли размышлять об увечьях человека, который скорее знакомый, чем близкий друг?
— Спокойной ночи, — сказал он, уходя. Огастес тем временем сокрушался.
— Что ж это я, а? — сетовал он. — Много кому я дал бы в глаз, но не мистеру Кардинелу. Я его очень уважаю.
Терри кинулась на него, как самка леопарда.
— Вы его убить могли!
— Ну уж, дорогуша! — возразил он. — Одно дело — убить, другое — заехать в глаз. А что вы орете, это хорошо. Значит, как говорится, в сердце проснулась любовь.
Негодование исчезло. Чувство юмора у Терри надолго не засыпало.
— Вы так считаете, мистер Ворр?
— А то! Зря силы тратите, как этот, фараон. Помните, жабы у них расплодились, а он и ожесточись? Эй, пить больше нечего!
— Какая жалость!
— Мята, — констатировал Ворр. — Вас и на свете не было, а мой дядя Фред, помнится…
— И я помню, вы рассказывали.
— Вон как? Так о чем мы говорили?
— О жабах.
— Это я так, к слову. А говорили мы об, эт-та, ожесточении сердец. Значит, проснулась любовь. Самое время пойти к мистеру Кардинелу. Обнимете-поцелуете…
— Да?
— А то как же! Он вас, что называется, любит.
— Он вам говорил? Ах, забыла, вы же прочитали письмо.
— Ну! На столе лежало.
— Вы всегда читаете чужие письма?
— Могу, так читаю. Интер-ресно, как люди живут, а уж мистер Кардинел — и подавно. Всем хорош. В Америке сказали бы — туз.
— Вам нравится Америка?
— Да ничего. Хаш с кукурузой ели?
— Нет, не доводилось.
— Будете там, поешьте. И вафли у них — ого!
— Расскажите мне про вафли.
— Прям сейчас! Я вам про мистера Кардинела скажу. Одно слово, туз.
— Вы часто видите тузов? Огастес молчал, он был в трансе.
— А рыба печеная? — проговорил он наконец. — А курица по-мэрилендски? А пирог с клубникой?
— Я вижу, вы любите поесть.
— Это да. И мистера Кардинела люблю. Вот с кого Стэнвуду пример брать. С ним хлопот не оберешься. Уж как я за ним смотрел, а что толку? Пьет как не знаю кто, и еще дворецких всяких слушает. Росситер он, это надо же!
— Не знала, что Стэнвуд пьет.
— Сосет, как насос, дорогуша. Прямо, эт-та, жаждущий цветок. То ли дело мистер Кардинел! Посадите его в погреб, он выйдет — ни в одном глазу. И такая пигалица выйти за него не желает!
— Вы грубоваты, мистер Ворр.
— Для вашего блага, дорогуша.
— А! Ну, тогда простите.
— Ничего, ничего. Значит, выходите, не прогадаете. Положение занимает.
— Вроде бы да.
— Веселый такой.
— Да, веселый.
— Играет на укулеле.
— Просто идеал.
— И кошку-собачку не обидит. Как сейчас помню, подобрал он песика, грязный такой, мокрый — и отнес к нам. Прямо Авраам, одно слово. — Огастес утер слезу. — Она тоже собачек любила. Ладно, так вы к нему пойдите и, эт-та, скажите: «Да».
— Не стоит, мистер Ворр.
— Вы что ж, за него не выйдете?
— Не выйду.
— Ума у вас нету, дорогуша. А, привет, мистер Кардинел!
— Майк! — вскрикнула Терри.
Огастес глядел на дело своих рук — один глаз закрыт, по щеке расползается пятно, словно пчелы искусали.
— От это да! Виноват, мистер Кардинел. Майк отмахнулся.
— Да ладно, с кем не случается! Где Шорти?
— Собирался лечь, — отвечала Терри. — А почему вы убежали?
— Услышал голос вашей сестры.
— О, Господи!
— Не беспокойтесь. Я все уладил.
— Как?
— Думать пришлось на месте. Она спросила, что со мной. Так Шорти лег? Это хорошо. Пусть поживет, пока можно. Бедный он, бедный! Сердце кровью обливается.
— Что вы ей сказали?
— Сейчас, сейчас. А вам я сказал, что думать пришлось на месте?
— Да.
— Так вот, я заложил Шорти. Как русский крестьянин, знаете. Бегут за ним волки, он им ребенка и выбросит, все же саням легче. Итак, я сказал вашей сестре, что Шорти напился и бьет окна. «Посмотрите, — говорю, — и мне перепало». Она хотела зайти, но я ее убедил, что с ним справлюсь. Она меня благодарила: «Какое утешение, что вы тут!» И ушла. Что-то вы не радуетесь.
— Шорти жалко.
— Мне, собственно, тоже. Но, как выражается Спинк, омлета в белых перчатках не сделаешь.
— Да, наверное. И вам пришлось думать на месте…
— Именно. А Шорти не рассердится. Он меня похвалит.
— Не очень пылко.
— Может быть, не очень. Но увидит, что иначе я поступить не мог.
— Надеюсь, это его поддержит при беседе с Аделой. А что будем делать с глазом? Его надо промыть.
— Мяса сырого положите, — твердо сказал Огастес. — Пойдите в кладовую, возьмите хороший кусочек. Сразу легче станет.
— Я думаю, вы правы.
— А то! Мясо — его ничем не пробьешь.
— Жестокие забавы старины, — заметил Майк. — «Пробивать мясо». Сколько со мной хлопот!
— Ничего, — ответила Терри и ушла делать доброе дело. Огастес осмотрел глаз и вынес приговор эксперта:
— Фонарь, дорогуша.
— Да, Огастес. А как распух! Вроде свинки.
— И не ко времени. Эти, особы, что они любят? Красоту. Так-то, дорогуша. Пожалеть — пожалеют, а уж любить — не обессудьте. Вот ваша сейчас…
— Я бы сказал «леди Тереза».
— Ладно, леди. Что бишь я? А, помню! Я, значит, ей говорю чтобы она, эт-та… Ух ты, прям черный! Помню, один со-ци-а-лист тоже мне в глаз заехал, за консервированные взгляды. Так где мы были?
— Не знаю.
— А я знаю. Значит, сказал я вашей…
— Огастес!
— Ничего девица, хо-хо! Как говорится, пупсик.
Майк вздохнул. Ему хотелось обойтись без методов Стэнвуда, но становилось ясно, что других в данном случае нету.
— Вы не заняты? — спросил он.
— Вроде нет. А что?
— Не могли бы вы повернуться ко мне спиной?
— Зачем это?
— Не важно. Сделайте одолжение, повернитесь — и наклонитесь.
— Вот так?
— Именно. Р-раз! — и Майк ударил в зад добровольную жертву с силой, которой позавидовал бы Стэнвуд.
— Ой! — заорал Огастес и что-нибудь прибавил бы, если бы в это мгновение не появилась Терри с миской теплой воды и мясом на тарелке.
— Прошу, — сказала она. — Какой вы суровый, мистер Ворр!
Тот не ответил. Поправив роговые очки, он бросил на Майка долгий, скорбный, укоризненный взгляд и удалился.
— Что это с ним? — спросила Терри.
— Пришлось ему врезать.
— Врезать?
— Да.
— Почему?
— Он непочтительно отзывался о даме.
— Быть не может!
— Еще как может! Назвал вас пупсиком.
— А это не так?
— Не в этом дело. Если мы допустим, чтобы медвежатники непочтительно отзывались об ангелах, нас ждет печальная участь Вавилона и Рима. Где иерархия, где порядок? Нет, вы подумайте, «пупсик»!