— Зачем он их бросил?
— Обиделся. Майк с ним грубо говорил.
— Вон как! Напился, я думаю.
— Да, напился.
— Жаль, я его не видел.
— Жаль. Исключительное зрелище.
Стэнвуд испытал много чувств — сострадание к графу, не получившему марки; жалость к себе (см. выше); а главное — растерянность. Если все провалилось, почему Терри так рада?
— Помнится, вы говорили, что все в порядке, — намекнул он.
— Конечно. Вам казалось когда-нибудь, что вы плывете на розовом облаке?
— Еще бы! — воскликнул он, живо припомнив оба случая: когда Эйлин, стряхнув пепел, ответила ему: «Да», и несколько раньше, когда именно его удар в последние полминуты обеспечил команде счет 7:6.
— Вот и мне сейчас так кажется. Понимаете, я выхожу за Майка.
— Да? А я думал…
— И я думала. Но изменила мнение.
— Рад за вас.
— Рады?
— Конечно.
Они помолчали. Терри покачивалась на облаке, сияя глазами, а Стэнвуд с облегчением думал о том, что Майк любит не Эйлин.
— Это приятно, — объяснил он наконец. — Старый добрый Майк уходит с поля. Все же легче.
— Я не совсем поняла.
— Когда человек так красив, как-то страшновато.
— Почему?
— Кто его знает, что случится! Мне казалось, ему нравится Эйлин.
Облако выскользнуло из-под Терри, она упала в океан, причем не сверкающий, а холодный, и кишащий, вдобавок, колючими чудищами.
— Какая глупость! — сказала она чужим, незнакомым голосом.
Но Стэнвуд продолжал, как ни в чем не бывало:
— Началось все на этой вечеринке. Позвал я гостей в честь Эйлин, Майк пришел и как-то так на нее поглядывал. Вы не замечали, как он смотрит на женщин? Такой, знаете, взгляд… А, что?
— Ничего.
— Вы хотели что-то сказать?
— Нет-нет.
— Значит, он на нее глядел, и мне это не понравилось. Конечно, они знакомы по Голливуду…
— Близко?
— Ну да. И когда она мне сказала вот это…
— Что именно?
— Я вам не говорил? Да, конечно, случая не было. Она сказала, что не выйдет за меня, пока у меня нет денег. Понимаете, она выходила замуж за бедных, и ничего не получалось. А сейчас, когда я лег, мне подумалось, что она крутит.
— Крутит?
— Финтит, — пояснил Стэнвуд. — Понимаете, вспомнил я вечеринку и этот самый взгляд… В общем, а вдруг она просто хочет от меня отделаться? Но сейчас я успокоился. Если вы за него выходите, значит, мне просто показалось.
Терри не разделяла эту наивную веру. Простодушный Стэнвуд успокоился, а она — нет. Ей припомнился Джеффри Харвест, непостоянный красавец. Он глядел и на нее, и на всех других. С болью подумав об этом, она вскрикнула и закрыла лицо руками.
— Эй! — заволновался Стэнвуд. — Что это вы?
Простодушные люди мыслят штампами. Когда добрая приятельница вскрикивает, словно умирающая утка, и закрывает руками лицо, они знают, что делать. Взволнованно спросив: «Эй, что это вы?», они по-братски ее обнимают. Когда Стэнвуд все это сделал, он услышал голос:
— Мистер Росситер!
В дверях стояла леди Алела, неприязненно глядя на происходящее.
Когда женщина строгих правил хочет в два часа ночи посмотреть, какие разрушения произвел ее пьяный отец, и видит младшую сестру в пижаме и халате с молодым человеком, тоже в халате и пижаме, она, то есть женщина с правилами, бывает очень суровой. Так оно и случилось, а потому Стэнвуд взвился ввысь, словно под него подложили тринитротолуол.
У таких, как он, есть заповедь, начертанная золотыми буквами: если честный человек скомпрометировал даму, он должен немедленно это исправить, не щадя затрат.
Тем самым, он знал, что делать. Путаясь в полах халата и свалив по пути бюст покойного Гладстона[24] вместе с подставкой, он промолвил с неброским благородством:
— Не беспокойтесь, миледи. Мы помолвлены.
— Вот как? — откликнулась леди Адела, глядя еще суровей. — Не говорите ерунды. Какая помолвка? С моей сестрой вы познакомились вчера, за обедом.
Тут ей припомнилось, что муж бормотал что-то попозже, когда она мазала кремом лицо. Получалось, что Росситер — самозванец, поскольку совершенно не разбирается в марках.
Тогда она не обратила внимания, мало ли что бормочет муж, но теперь склонилась к тому, что гипотеза его интересна. Еще через мгновение она стала ее пламенной сторонницей. Конечно, Дезборо прав не бывает, но тут он не ошибся.
Примерно год назад, в Харрогите, она читала ежемесячный отчет дворецкого и сейчас ясно вспомнила одну фразу. Мервин Спинк сообщал, что Росситер-младший разбил очки, а потому нечаянно толкнул большую китайскую вазу.
Очки!
Посмотрев на Стэнвуда огненным взглядом, она спросила:
— Где ваши очки?
— Простите?
— Вы очки носите?
— Н-нет.
— Тогда КТО ВЫ?
— Стэнвуд Кобболд, — честно ответил Стэнвуд. Майк не ошибся в своих предсказаниях.
Леди Адела ахнула. Чего-чего, но этого она не ждала.
— Стэнвуд Кобболд?
— Да.
Как обычно бывает в запутанных случаях, леди Адела проверила его слова.
— Это правда, Терри?
— Правда.
— Кто же тот, другой?
— Друг Стэнвуда. Его фамилия Кардинел.
Леди Адела стала пунцовой. Ни одну хозяйку не обрадует такая весть, а ее — меньше прочих.
— Зачем же он назвался Кобболдом? — опять обратилась она к ночному гостю.
Стэнвуд откашлялся, развязал пояс халата и завязал заново. Кроме того, он почесал подбородок и коснулся рукой затылка.
— Понимаете… — начал он.
Терри догадалась, что сейчас он расскажет историю графа и кухарки, и побыстрее вмешалась в беседу:
— Стэнвуд не мог покинуть Лондон, у него дела… Благодарный за помощь, он это подтвердил, — …и мистер Кардинел предложил его заменить.
— Вот-вот!..
— …Они поспорили, что никто не догадается…
Терри замолчала. Несмотря на поддержку, ей казалось, что объяснения неубедительны.
— Ну, такая шутка, — неуклюже прибавила она.
Дочери графов не фыркают, но леди Адела издала очень похожий звук.
— Шутка?
— А потом Стэнвуд все-таки смог приехать…
Терри снова помолчала.
— …и приехал.
Как ни странно, сестра вроде бы смягчилась, словно возобладало ее лучшее «я». La chatelaine[25] одарила гостя улыбкой.
— О, понимаю! — лукаво заметила она, несказанно удивив Терри, которая никогда не видела ее лукавой. — Вы не могли выдержать разлуки. Я угадала?
Стэнвуд с трудом проговорил:
— Д-да.
— И Спинк предложил, чтобы вы представились Росситером?
— Д-д-да…
— Сегодня же с ним поговорю, — сказала леди Адела, подходя ближе к прежней манере. — На вас я тоже сержусь, мистер Кобболд.
— Э-э…
— Но не очень. А теперь — идите к себе.
— Э-э-э…
— Мне надо побеседовать с Терри. Спокойной ночи. Беседа сестер была краткой.
— Ну, знаешь!
Терри молчала.
— Странная ты, все-таки. Но я не сержусь. Я рада.
Леди Адела обняла младшую сестру и нежно ее поцеловала.
— Дезборо говорит, — пояснила она, — что у его отца миллионы.
Глава XIX
Солнце нового дня позолотило древние стены Биворского замка. Часы над конюшней мелодично пробили девять раз. Лорд Шортлендс, входя в столовую для завтраков, увидел Дезборо и вздохнул. Хотя мысли его были тяжки, он надеялся побыть наедине с ними.
— О, привет! — сказал Дезборо. — С добрым вас утром.
— Добрым утром… — отозвался граф.
Голос его был тускл, лицо бледно, ибо он почти не спал. Мало что препятствует сну больше, чем крах всех надежд. Забросив в ров свои орудия, Огастес обрек хозяина на бессонницу. С двух часов ночи злосчастный пэр ворочался в постели, на мгновение отключаясь и тут же просыпаясь снова. Так и шло до того часа, когда приличная птичка приступает к ловле червей.[26]
— Какая погода, а? — не унимался зять. — Бекона не берите, подгорел.
— Да? — произнес граф, равнодушный к чужим несчастьям.
24