— Не сердитесь на меня, дон Луи, — сказала Сакрамента, протягивая ему с улыбкой свою маленькую руку. — Так было угодно судьбе. Мне не спалось, почему — вы сами отлично знаете. Повернувшись на другой бок, я увидела сквозь плетеную стену палатки, что вы собрались в кружок у огня. Вы совещались в полной уверенности, что никто из находящихся в лагере вас не слышит, и говорили с полной откровенностью… Но я не спала и невольно слушала ваш разговор. Только тут я впервые узнала, в каком ужасном положении мы находимся, какие опасности мы преодолели и какие нас еще ждут впереди.
— Это-то меня и огорчает, сеньорита!.. У вас сложилось не вполне точное представление об этих опасностях, поэтому-то я и хотел, чтобы вы вовсе о них не знали.
— Почему же это, дон Луи?
— Клянусь честью, — вмешался в разговор Сент-Аманд, — по-моему, так даже стыдно скрывать все это от вас, прелестная барышня!.. Вы имеете полное право сесть у огня совета… Даже команчи, самые мудрые из всех индейцев, каких я только знаю, и те в особенно серьезных случаях охотно выслушивают советы женщин. Почему бы и нам не последовать их примеру? Кроме того, я убежден, что ваше участие принесет нам пользу, и вы дадите нам разумный совет.
— Благодарю вас, сеньор. Я вовсе не претендую на что-нибудь подобное, но, если мне разрешат принять участие в совете, постараюсь по возможности быть полезной.
— Вы обмолвились, кузина, — заметил дон Мигуэль, — что можно найти помощь поблизости отсюда.
— Да, вы именно так и сказали, сеньорита, — подтвердил Луи Морэн. — Но я, откровенно признаться, даже и представить себе не могу, на чью именно помощь вы рассчитываете.
— Вы заставляете меня говорить только затем, чтобы наказать меня за мое бахвальство… Что ж, я готова выслушать упрек и скажу вам, кого именно имела при этом в виду… Друзья или союзники, на помощь которых я рассчитываю, это — команчи, у которых дон Луи побывал сегодня ночью.
— Вы увлекаетесь несбыточной мечтой, сеньорита, — возразил француз. — Красные Бизоны не станут нам помогать… Их уклончивые ответы на мои вопросы не оставляют ни малейших сомнений на этот счет и не дают никакой надежды.
— Вы в этом вполне уверены, дон Луис?
— Настолько убежден, сеньорита, что даже не рискну снова появиться в их лагере, так как наверняка получу отказ.
— А, между тем, они оказали вам весьма дружелюбный прием.
— Все верно. Но это то дружелюбие, которое никогда не идет дальше слов.
— При всем моем уважении к вашему опыту и к вашим знаниям пустыни и ее обитателей я осмеливаюсь сказать, что, по-моему, вы ошибаетесь… По вашим же собственным словам, когда-то вы оказали этим индейцам большую услугу, и я не могу поверить, чтобы они не испытывали к вам благодарности за это.
— Благодарность индейца!.. — воскликнул француз, качая головой.
— Стоит, может быть, гораздо больше благодарности бледнолицего, — живо перебила его Сакрамента. — Я очень желала бы в этом убедиться.
— Что значат ваши слова?
— Ничего особенного. Я сказала это потому, что хочу отправиться просить у них помощи, против чего вы почему-то так решительно возражаете.
— Неужели вы намерены сделать это, сеньорита? — спросил француз с удивлением.
— А почему бы и нет? Я пойду к ним в лагерь, дон Луис, если вы будете так любезны, не провожать меня туда, нет, а только показать дорогу.
— Но ведь это безумие, кузина, — горячо возразил дон Мигуэль, — они вас убьют.
Луи Морэн положил ему руку на плечо.
— Нет, бояться нечего. Индейцы не убивают женщин, они относятся к ним с уважением и, кроме того, гостеприимство считается у них священным долгом… А затем, как знать, может быть, дона Сакрамента добьется успеха, хотя эта затея и кажется нам чрезвычайно странной.
— Вы так считаете? — спросила Сакрамента.
— Я, конечно, не стану утверждать этого, но, признаюсь, меня нисколько не удивит, если это вам удастся.
Сакрамента задумалась на минуту, а затем, обращаясь к французу, взволнованным голосом сказала:
— Дон Луис, я готова идти в лагерь индейцев.
— Неужели вы серьезно задумали идти к ним, сеньорита? — спросил француз, пораженный такой непреклонной ее решимостью.
— Да, да. Они и только они могут спасти нас!.. Если захотят… Я должна идти к ним.
Луи Морэн устремил проницательный взор на Сакраменту, а затем, грустно покачав головой, сказал:
— Не делайте этого, сеньорита!.. Это чистое безумие!