Дон Гутьерре в сопровождении дочерей и племянника достиг, наконец, главной площади, где был воздвигнут помост для танцев.
В ту минуту, когда они подходили к эстраде, там уже танцевали несколько девушек, очаровывая зрителей красотой и грацией. На голове у каждой был стакан, полный воды. Искусство танцовщиц, помимо прочего, состояло в том, чтобы не расплескать воду.
Собравшиеся вокруг помоста зрители аплодировали, подзадоривая все новых и новых танцовщиц выйти на помост. Настала очередь весьма своеобразного танца — бомба, особенность которого заключается в том, что танцовщицы с необыкновенной легкостью, не прибегая к помощи рук, развязывают шелковые пояса, замысловато намотанные вокруг их ног.
Веселье все нарастало, восторженные возгласы звучали все громче; и тут и там слышались залпы петард и хлопушек; предприимчивые торговцы сновали в толпе, предлагая всевозможные напитки.
А между тем, только чужестранец, незнакомый с обычаями страны, не знал, что эти танцы — всего лишь своеобразный пролог, после которого последуют другие танцы, более интересные для зрителей.
Музыка на минуту смолкла, а затем снова зазвенела гитара, но теперь полилась совсем иная мелодия.
Заслышав дорогие сердцу каждого испанца звуки, толпа разразилась громкими криками:
— Ла петенере! Ла петенере! [7]
Ла петенера — любимейший танец Центральной Америки и прибрежных районов Мексики.
Сакрамента и ее юная сестра считались непревзойденными исполнительницами этого танца ла петенера.
На всем побережье штата Веракрус, не говоря уже о Мананциале и Медельене, им не было равных. Любое празднество утрачивало свою привлекательность, если вокруг становилось известно, что очаровательные сестры не примут в нем участия. Поэтому сегодняшнее появление девушек на площадке, отведенной для танцев, было встречено громкими возгласами «ура!» и «браво!».
В Мексике, где не существует никакого различия между низшими и высшими классами общества по той простой причине, что бедняк завтра может стать богачом, только женщина пользуется привилегированным положением, однако для этого она должна быть и красива, и безупречно нравственна. В Мексике любой мужчина, независимо от занимаемого им положения в обществе, имеет право открыто ухаживать за любой девушкой, и никто не усмотрит в этом ничего предосудительного, потому что ухаживание это выражается в рыцарском поклонении, и кавалер, ухаживание которого девушка благосклонно принимает, непременно найдет благосклонное отношение в ее семье. Свободные нравы, составляющие позор нашей старой Европы, совершенно чужды испанской Америке. При всей неограниченной свободе, которой пользуются там девушки, какими бы кокетками они не были, они никогда не позволят себе поставить под удар их безупречную репутацию.
Когда музыканты заиграли ла петенера, взоры всех присутствующих обратились к двум юным сестрам, но они продолжали стоять с таким видом, словно вовсе и не думали принимать участие в танцах. Так прошло несколько минут, пока дон Гутьерре о чем-то шепотом разговаривал со своими дочерьми. Он советовал им не упускать приятной возможности и веселиться от души.
Сакрамента взглянула на дона Мигуэля.
Тем временем из толпы вышел некий элегантный кавалер и, подойдя к дону Гутьерре, приветствовал его изящным поклоном.
Молодому человеку было на вид двадцать пять — двадцать восемь. Черты его лица были благородны и красивы, а выражение — высокомерное и слегка презрительное; черные глаза горели мрачным огнем, и он с презрением взирал на окружавшую его толпу, не сводившую сейчас с него глаз.
— Сеньор дон Гутьерре де Леон, — сказал он мелодичным голосом, стараясь соблюсти при этом установленные правила вежливости, — неужели мы не удостоимся счастья лицезреть в числе танцующих сеньорит ваших дочерей?
— Сеньор дон Рамон Аремеро, — отвечал столь же вежливым тоном дон Гутьерре, — все мои просьбы не привели ни к чему, но, может быть, у вас это получится лучше.
— Слышите, что говорит ваш батюшка, сеньориты? — продолжал молодой человек, обращаясь к девушкам и снова кланяясь. — Неужели празднества Малибрана и Мананциаля [8] затмят Медельен! Не забывайте, сеньориты, что только вы одни и можете принести нам победу.
Дон Мигуэль вздрогнул, увидев дона Рамона, и нахмурил брови. Взгляды мужчин скрестились и красноречиво выразили взаимную неприязнь молодых людей.
Дон Рамон с презрительной улыбкой отвернулся; дон Мигуэль опустил глаза, чтобы скрыть сверкавший в них гнев.
— В самом деле, почему вы не желаете исполнить такую естественную просьбу? — с горечью проговорил он. — Смилуйтесь же, сеньориты, и станцуйте, раз вас об этом просят.
Сакрамента слегка побледнела и взглянула на дона Мигуэля с выражением горестного упрека, а затем, пошептавшись с сестрой, сказала:
— Хорошо, я буду танцевать. Вашу руку, дон Мигуэль.
— А вы, сеньорита? — спросил дон Рамон Жезюситу, предлагая ей руку.
— Я буду смотреть, — сухо отвечала она.
Молодой человек с досадой закусил губу и, почтительно наклонившись, удалился.
Дон Мигуэль взял руку Сакраменты, слегка дрожавшую в его руке, и проводил ее под громкие, восторженные возгласы и рукоплескания толпы, устремившейся вслед за танцовщицей.
Вихуэлы и ярабэ гремели со все возрастающей силой, приглашая танцоров не медлить.
Как только Сакрамента вышла на середину площадки, по обе стороны ее, как по команде, образовались две группы зрителей: во главе первой был дон Рамон, а во главе второй — дон Мигуэль.
Испанские танцы существенно отличаются от наших в том смысле, что, подобно танцам древних, они носят символический характер, который сохранила, по-видимому, единственно иберийская раса; он недоступен пониманию непосвященных, и только люди сведущие способны правильно их истолковать.
Сакрамента танцевала уже в течение нескольких минут, когда дон Рамон снял шляпу и, почтительно поклонившись девушке, подал ее ей.
Сакрамента улыбаясь взяла шляпу и, держа ее в руке, продолжала танцевать.
Почти тотчас же из толпы выступил дон Ремиго и тоже протянул шляпу девушке. Та точно так же взяла ее и продолжала танцевать, теперь уже держа по шляпе в каждой руке.
Аплодисменты удвоились.
Тогда дон Мигуэль сделал шаг вперед, снял шляпу и, улучив удобный момент, осторожно надел ее на голову кузины.
Дон Рамон вызывающе глядел на соперника и, отстегнув свой шелковый пояс, накинул его на плечо девушки, неутомимо продолжавшей танцевать.
Дон Мигуэль ответил презрительной улыбкой, отстегнув портупею своей шпаги, он как бы скрестил на плече Сакраменты свое оружие с поясом дона Рамона.
Странное зрелище представляла собой Сакрамента, танцевавшая, не выпуская из рук врученных ей вещей.
Вдруг дон Рамон крикнул пронзительным голосом:
— Бомба!
Музыканты мгновенно смолкли. И тогда запел дон Рамон.
Однако это был не хорошо всем известный романс, а импровизация на его мелодию, восхвалявшая красоту очаровательной танцовщицы.
Когда он умолк, его место занял дон Мигуэль.
— Леттра! — крикнул он и запел.
Таким образом в течение нескольких минут молодые люди вели эту песенную дуэль.
Наконец, уставшая от столь продолжительного танца, Сакрамента, с трудом сдерживая внутреннюю дрожь, направилась к отцу, следившему с живейшим интересом за всеми перипетиями этой сцены.
Мгновенно воцарилась тишина. Теперь должен был последовать выкуп залогов, которые были вручены танцовщице.
По традиции за каждый залог следовало уплатить по одному медио.
Молодые люди поспешили к Сакраменте и выкупили У нее свои вещи.
— Боже милостивый! Сеньор дон Мигуэль, — с иронией сказал дон Рамон, — какая у вас великолепная шпага! Я был бы в восторге обменять ее на свою.
— Сеньор кабальеро, — отвечал дон Мигуэль с любезнейшей улыбкой, — нет ничего легче заполучить ее. Стоит всего лишь отнять ее у меня.