— Ваша мысль, дон Луис, прекрасна. Завтра же я отправлю моих пеонов в Гваделахару. Они будут двигаться не спеша, а мы догоним их через несколько дней.
— Значит, решено! Да, вот что я хотел вам еще сказать… Я советую вам оставить при себе двоих из ваших людей, тех самых, кого нанял дон Мигуэль.
— Карнего и Педросо? — живо спросил дон Мигуэль.
— Да, именно их.
— Признаюсь, я очень мало их знаю, но и то немногое, что мне известно, характеризует их далеко не лучшим образом.
— Зато я их знаю достаточно хорошо. Эти негодяи, весьма полезные при случае, достойны виселицы и мешка и, по-моему, их следует держать постоянно при себе. Не отпускайте их ни на шаг, дон Гутьерре, послушайтесь меня.
— Будет сделано, как вы советуете, сеньор.
— Ну, а теперь, после того, как мы обсудили все вопросы, позвольте нам, дон Гутьерре, пожелать вам покойной ночи, — продолжал француз, вставая. Дон Мигуэль тотчас же последовал его примеру.
— До завтра, сеньоры, — отвечал дон Гутьерре, провожая их до дверей. — Надеюсь завтра услышать от вас добрые вести.
— Постараемся, сеньор.
Дон Луи и дон Мигуэль простились с доном Гутьерре и покинули гостиницу.
Было около девяти часов; ночь выдалась великолепная, светлая и прозрачная, которая несвойственна этому климату. Темно-синее небо сияло мириадами ярких звезд, тростник на озере колыхался под легким дуновением ветерка, таинственно нашептывая что-то.
Дон Луис и дон Мигуэль некоторое время шли рядом.
— Что с вами, дон Мигуэль? — спросил, наконец, француз. — Вы сегодня что-то особенно грустны.
— У меня и в самом деле тяжко на душе, дорогой дон Луис.
— Я не понимаю, чем можно объяснить такое мрачное настроение.
— А это потому, что вы ничего не знаете, — ответил молодой человек, стараясь подавить вздох.
— Но я буду знать, если вы мне скажете.
— Мне нет резона скрывать от вас то, что, может быть, через несколько минут вы узнали бы от другого.
— В чем же дело, скажите Бога ради, друг мой? Вы меня просто пугаете!
Они как раз подходили к Главной площади, сверкавшей огнями и запруженной толпой гуляющих, которые после душного дня, проведенного дома, наслаждались ночной прохладой.
— Знаете что? — предложил дон Мигуэль. — Давайте зайдем вот в эту неверия [10], там удобнее беседовать, нежели на ходу, среди толпы.
— Как вам будет угодно.
Они вошли в лавку и сели за столик у двери. Дон Мигуэль приказал подать им тамариндовой настойки и, дождавшись, когда они останутся одни, сказал:
— Друг мой, настало время вам узнать, что меня так страшно мучает. Я солгал дяде.
— Вы солгали? Вы? — вскричал дон Луис. — Этого не может быть!
— Благодарю вас, — отвечал молодой человек улыбаясь. — К сожалению, это правда. Я солгал, но, — поспешил он добавить, — я в этом не виноват.
— Признаюсь, я совсем вас не понимаю, — сказал дон Луис. — И с большим нетерпением жду, чтобы вы объяснили понятнее.
— Моего отца нет в Мехико, и он сюда не приедет… Он просто не может приехать.
— Что вы говорите?! — вскричал француз с нескрываемым изумлением.
— Истину. Мой отец по распоряжению губернатора Соноры находится как бы под арестом у себя на гасиенде Аквас Фрескас. Поэтому он не только не в состоянии помочь моему дяде бежать, но, напротив, сам рассчитывает на его помощь… А теперь посоветуйте, что я должен делать.
— Гм! Случай серьезный, признаюсь вам, дон Мигуэль.
— Боже праведный! Это я и сам знаю! — горестно воскликнул молодой человек.
— Но, — продолжал француз, — при всем при том пока не от чего приходить в отчаяние. С божьей помощью я выручу вас из положения, в котором вы очутились.
— О! Я буду благословлять вас всю жизнь, друг мой!
— В этом пока нет необходимости, — отвечал француз улыбаясь. — Вы ведь помогли мне в беде, дон Мигуэль, теперь настал мой черед, и, видит Бог, я сделаю для вас все, что от меня зависит… А теперь постараемся оценить обстановку… Если не ошибаюсь, гасиенда де Аквас Фрескас находится в окрестностях рио Гила?
— Увы, да, друг мой! Так сказать, в самом логове команчей. Как вы, конечно, знаете, именно там находятся самые богатые золотые россыпи, которыми владеет мой отец.
— Какая странная мысль пришла в голову господину де Сетина избрать для себя именно это убежище!
— Ему не оставалось другого выбора. Путем различных ухищрений губернатор Соноры принудил его поспешно бежать из Петика. По городу пронесся слух, что отца хотят расстрелять.
— Да, да, — проговорил француз, гневно сверкнув глазами, — я хорошо знаю генерала Альвареса. Но чем же мотивировал он свои выходки?
— Ничем. Мой отец испанец — этого вполне достаточно.
— Да, этого действительно достаточно, хотя и с французами он поступает так же, как с кастильцами, — он не любит иностранцев… Я уверен, что он мог бы спокойно расстрелять вашего отца без каких-либо ссылок на закон, как он расстрелял, прикрываясь законом, моего бедного соотечественника Гастона де Руассе.
— Весьма возможно… Отец испугался и бежал. Одно только место сулило ему сравнительно надежное убежище, это — гасиенда Аквас Фрескас, поскольку она находится на индейской территории.
— Да, да, Альварес не рискнет сунуть туда нос! Но нам-то придется туда пробраться, а это задача не из легких. Не говоря уже о том, что для этого необходимо пройти всю индейскую территорию вплоть до Гваямаса, да так, чтобы за нами не увязались шпионы Альвареса. Черт побери! Это трудная задача, клянусь спасением моей души!.. Не забудьте еще, что с нами две женщины.
— Нельзя ли нам оставить кузин в каком-нибудь пограничном городе?
— Ну и ну, хорошо вы придумали, дон Мигуэль, ничего не скажешь!.. Альварес захватит сеньорит и будет держать их в качестве заложниц.
Молодой человек в отчаянии потупился.
— Что же делать? — прошептал он.
— Прежде всего не впадать в отчаяние, а потом хорошенько все обсудить, или вы забыли старую кастильскую пословицу: есть средство от всего, кроме смерти? Если я не ошибаюсь, пока мы все, кажется, живы и здоровы — значит, ничего еще не потеряно. А что, ваш дядя хорошо знает побережье Тихого океана?
— Он никогда не бывал дальше Мехико.
— И прекрасно. Дело упрощается: мы будем определять маршрут по своему усмотрению. Прежде всего нам надо нанять людей, привычных к путешествию по территориям индейцев и не способных отступить из страха лишиться скальпа.
— Где же можно найти таких людей?
— В Мехико, имея деньги, можно найти кого угодно.
— О, деньги у нас есть.
— Тогда найдутся и люди… Теперь около полуночи, как раз самое подходящее время. Если вы свободны, поедемте со мной, и через несколько минут я приведу вас в такое место, где я буду иметь честь представить вам огромную коллекцию отъявленных мошенников… Нанятые вами разбойники сущие агнцы в сравнении с этими субъектами.
— Черт возьми! Вы, однако, не стесняетесь в выражениях, — улыбаясь, проговорил молодой человек.
— Идите за мной, и сами все увидите.
Глава Х
ВЕЛОРИО
Во всех столицах как Старого, так и Нового Света немало домов, обитатели которых как бы наперекор всему городу бодрствуют по ночам. Эти дома, где ночью играют, пляшут и поют, служат притонами для отщепенцев цивилизации, подонков общества, которые в пьяном угаре расшвыривают здесь золото, серебро и прочие ценности, добытые, по большей части, путем грабежа, а то и убийства.
В Европе такие дома находятся под пристальным надзором полиции. Именно в таких притонах ей чаще всего удается выловить преступников, порой разыскиваемых несколько лет. Не будь этих мерзких притонов, быть может, они так никогда и не попали бы в руки закона.
В Мексике совсем иначе. Эти головорезы внушают такой, впрочем, вполне понятный, ужас низшим чинам муниципальной полиции, что они не только не смеют сунуть нос в такие дома, но даже обходят стороной улицы, где эти дома расположены. Вот почему эти своеобразные «дворцы чудес» существуют вполне легально, а их посетители ничего не боятся, так как знают, что никто никогда не осмелится их потревожить.