Посреди напасти скочил еси, в тюрму вселился еси и тамо сущую мзду[3823] трудов своих прием: ожерелье[3824] в три молоты стегано и перстень[3825] бурмитской[3826] на обе руки, и нозе свои во кладе[3827] утверди,[3828] — и тамо не мятежно и не смутно житие имея, поминай чтущих дурость твою и славословие к миру о милостыни принеси, чтоб тебе было чем чрево свое наполнити. Тем вас, непослушливых, в песнех поносных уляпаем.
Слава[3829] хватливому по щокам. Глас останошной: **В терпении своем стяжал еси мзду свою, почесть трудов своих приемля, скорби́, соломянным венцем главу свою увязе, лице свое для ковша дав на поушники пьяным, главу свою попелом изнаполнил, лице свое сажею удручив, постнически жизнь свою скончав.[3830] ** Люди — в рот, а ты — глот. Послушлив быв пьяницам — инеем наредят. А ты, что бес, скочил: иному на полати на имя ковш подали, а ты с полатей и скочил, бросился! Мало головы не сломил, прискоча, что идол! Хватился за ковш — ковша не выпил, а поушник выхватил! Спасибо сказал: «Аз виноват, у блядина сына вырвал!». А ты, пропойца, не вопреки глаголешь: Бог тебе платит на доброй слове.
Блажен еси, яко никакова тебе скорбь не может от пития разлучити: ни побои, ни поушники, ни глад, ни срам, ни родивших тя жюрьбы. Непостыдно лице имея, что бес пред заутренею льстишь. Тако и ты, пропойца, для ковша душу свою топишь: пьющему потакаешь, льстишь, вежлив ся творишь пред ним, огонь у ярыжных из рук рвешь, его осужаешь: «Не гораздо светишь!». Руку со огней вверх протягаешь, на место пропойцу садишь, место пропойцыно дмешь[3831]. чтоб ему сесть, седалища не изгрязнити. Избу метешь, как и всегда, добрый послушник; а как его опьешь, так ты, что бес, на старые полати скокнешь, а сам молвишь: «Коли, брате, денег нет ничево, а в старые заклады не верят, поди к нам на полати и приставай к нашему стаду, садися с нами на печь голым гузном сажи мести. Поедем с полатей, оголи гузном на печь! Привыкай к побоям, поститися научись! Заглядывай из запечья с нами, что живой родитель: жив провонял, глаза пиликают, зубы светлеют.[3832] С радением бажите[3833], что вам Бог пошлет иного питуха[3834], стряпаете около ево, что черт у слуды[3835]. Стояния много, а воздаяния мало. Тем вас побоями почитаем и напрасьньство[3836] ваше похуляем[3837], терпению вашему дивимся, не Бога ради страждущих, но з дурносопы[3838] непослушливыми. Хульными глаголы воспеваем вас, страждущих от своей совести.
И ныне. Глас той же: Отецкому сыну суровому.
Отецкой сын распотешился, с ярыжными спознался, сажу и руду на полатех претерпел еси. Взявши кошел — да под окны пошел, Христа помянул — а собак подразнил.
Таже на стиховне стихиры, глас подобен: Дом пустеет.
Радуйся, Кабаче непотребный,[3839] несытая утроба, от всего добра отводителю, домовная пустота, неблагодарная нищета, чужая сторона от тебе неволею познавается. Для тебе ради, Кабаче непотребне, люди меня ненавидят, взаймы мне не дадут. С похмелья еси великая стонота, очам еси отемнение, уму омрачение, рукам трясание. Старость есть человеком недобрая, не христианскою смертию мнози человеци от тебе умирают.
Стих: Ибо что найдешь или украдешь, — то понеси на кабак!
Радуйся, Корчмо несытая! Людей обнажение велие в мале часе, а на опосле — печали умножение! Во всю землю слава идет про тебя неблагодарная, мнишескому чину поругание велие. Кто к тебе ни прийдет, тот даром не отойдет! Всякому человеку еси не постыден Чистоха[3840]. Хто с тобою ни знаетца, тот от тебя охнет, а на опосле — много и слез бывает.
Стих: Яко на корчме всякое воровство бывает.
Радуйся, Кабаче веселый, бесованию наставниче, яко мнози тобою хвалятся и хвастают, по мале же и нищетою болят.[3841] Проповедают чюдеса твоя великая: «Днесь есьми был пьян, не помню, как с кабака свели, в мошне было денег алтын десять, то все вычистили и сказывают, что со многими бранился, а с иными дрался, того я не помню всего. А ин проповедует: «Яз тебя пьяние был и весь переблевался, и в калу перевалялся, дошед до проходу, тут и спал. Пробудился, шед в полночь на реку, умылся, кому ни сказать, тому и зблевать». Ин же чюдеса и того дурнее вопиет: «Яз вас всех пьяние был, пришед домой, жену свою перебил, детей своих розгонял, суды[3842] все притоптал, не ис чего стало пити, ни ести, и купити нечем».
3828
...в тюрму вселился еси... ожерелье в три молоты... перстень... нозе свои во кладе утверди... — Между текстом «Службы кабаку» и «скоморошьими челобитными» существует некоторая текстологическая связь. Так, в данном случае имеет метафорическое уподобление (по принципу места расположения) орудий наказаний украшениям или одежде (см. также далее в тексте), которое встречается и в творчестве скоморохов: «ожерельем» называются кандалы на шею, перстнем — наручники (цепи с грузом), кладом — колоды на ноги. Ср. в текстах «скоморошьих челобитных»: «на нем <...> пугвицы тверския в три молота збиты». Эти уподобления превратились со временем в устойчивые выражения и были известны в поговорках XIX в., см.: «Хорошо ожерелье, на тульское дело: в три молота стегано! Или: Шито ожерельеце в два молота на стуле, т. е. кандалы на шею» (Даль В. И. Толковый словарь... Т. 2. СПб.; М., 1881. С. 657).
3829
Слава... — Подражание стихирам на «Слава и ныне» (см. далее: «И ныне. Глас той же...»), называемый «славники».
3830
В терпнии своем стяжал еси мзду... постнически жизнь свою скончав. — Ср. текст тропаря преподобному: «В терпении твоем стяжал еси мзду свою, отче преподобне, в молитвах непрестанно терпя, нищих возлюбив, и сих удоволил еси...» (см. Часослов).
3832
Заглядывай из запечья... что живой родитель... зубы светлеют... —
3839
Радуйся, Кабаче непотребне... — Здесь и далее подражание особому виду стихир — хайретизмам. Хайретизм — приветствие или славословие, обращенное к воспеваемому лицу, начинается, как правило, с императива «радуйся!».
3841
...яко мнози тобою хвалятся и хвастают, по мале же и нищетою болят. — Ср. текст «Поучения против пьянства»: «Пьянство паче объядения горше есть <...> якоже безумнии хвалятся, но помале нищетою болят» (см.: Пономарев А. И. Памятники... Вып. 2. 4. 2. С. 90).